Это было оскорблением. Делиться сплетнями могут лишь женщины и люди низкого происхождения, дворяне сплетни игнорируют. Хотя этому… плюнь в глаза – божья роса…
– Что вы себе позволяете… – Граф Толстой дернулся.
– Сидеть! – Толстой решил не вставать. – Сидеть, граф. Надо прояснить некоторые моменты… крайне неприятные моменты. Между нами.
– Что вы имеете в виду? Если вы насчет Ксении Александровны, то я…
– Мразь последняя, – с любезной улыбкой закончил за него я, – но это меня волнует в самой малейшей степени. Кто кроме вас участвует в схеме?
И снова испугался. Ох, чует мое сердце, наделали вы дел, даже больше, чем я знаю и могу предполагать. Непонятно только, зачем Ксения доверилась этой твари.
– Это ложь! – выкрикнул граф. – Какая схема?
– Это правда, и вы это знаете. Схема движения денег из Кабула. И из Тегерана тоже. Организованное вымогательство. Кто еще участвует в схеме, гнида?! Кто получатели денег?! Что они задумали?
– Вы сошли с ума! – Граф успокаивался, по голосу видно, по манерам. – Вы рехнулись, сударь. Вы просто рехнулись после вашего Афганистана.
Ох, не стоило упоминать…
Я вытащил пистолет. Один из тех, которые «заначил» до дурных времен в одном из парков Санкт-Петербурга… не смейтесь, господа, не смейтесь, запасливость и готовность ко всему – первое дело, не к черным же торговцам оружием идти? Пистолет, который был от Кордавы, приличный, кстати, «СИГ-227» я разобрал и выбросил, не дело при себе обвинительную улику таскать. А это «Беретта-92» первой серии, номер всего 611, деревянные, а не пластиковые рукоятки – и при всем при этом пятнадцать германских патронов в магазине и очень точный бой – у нее другая схема, чем у «браунинга». Предохранитель с легким щелчком встал в боевое положение.
– Я слышал ваш разговор, граф, не надо отпираться. Я давно подозревал, что вы просто мразь, которую подослали к Ксении, чтобы шпионить. Я знаю, что вы имеете самое непосредственное отношение к незаконным схемам получения и легализации денежных средств от коррупции и организованного рэкета, совершаемого в зонах боевых действий, что можно приравнять к мародерству. Но теперь мне кажется, что вы еще и предатель. Что они вам пообещали, кроме денег? Министерский пост? Министерство уделов, чтобы воровать там вволю?
– Вы… все не так поняли.
– Я все правильно понял. Телефон подскажет остальное. Знаете, в чем ваша уязвимость, граф? Вы не такой, как они. Они никогда не пользуются долго одним и тем же телефоном, всегда покупают карточки на чужое имя, постоянно выбрасывают аппараты, потому что знают, что мы можем отследить аппарат и навести удар…
– Этот тоже на чужое имя… – сболтнул граф и прикусил язык.
– Поздравляю. Но так как я изъял его у вас, это вполне годный аппарат, и я получу нужную информацию. Это годится, только если я не знаю, кому принадлежит аппарат, а это-то я сейчас знаю достоверно. Вы знаете, что периодически любой аппарат, даже выключенный, посылает сигналы на ближайшую сотовую вышку, чтобы определить свое местонахождение. Распечатку я получу в двенадцать часов. А потом начну сравнивать с распечатками других… поверьте, я найду способ это сделать без решения суда. Мы создали систему глобального слежения для того, чтобы отгородиться от террористов, но она нам поможет и против собственной мрази. Еще, граф, телефоны посылают эти сигналы в строго определенное время, оно одно для всех аппаратов. Так, по пересечению вашего аппарата с другими в одном и том же квадрате мы узнаем, кто в заговоре. Даже если у них аппараты на другое имя, мы их все равно найдем, просто установив текущее местонахождение этих аппаратов…
Толстой молчал.
– Скажу еще одно, граф, перед тем как вы примете решение. Это решение – жить вам или умереть…
Граф Толстой посмотрел на меня, но снова ничего не сказал.
Рискнем? Если не знаешь, делай вид, что все знаешь.
– По одной простой причине, сударь. Это ведь вы, точнее, ваша группа сдали операцию «Архангел» англичанам? Я это знаю. И то, что вы ее сдали. И то, что именно англичанам. В заговоре участвует английская разведка, верно?
Молчание.
– Вы совершили одну ошибку. Вы сдали людей, которые рискнули собой ради Родины, просто так, как шахматист разменивает фигуры на доске. Чтобы провести на нужное поле короля, вы пожертвовали пешками.
Угадал? Угадал…
– …но вы не рассчитали только одного: для меня эти люди – не пешки. И я не собираюсь просто так это оставлять, кто бы за этим ни стоял. Слышите? Кто бы за этим ни стоял.
Молчание.
– Вы лично убили кого-то?
Молчание.
– По глазам вижу – нет. Для вас это несвойственно. Вам скорее свойственно впасть в истерику. Ваше спасение в том, что вы не опасны. Если вы еще и будете полезны, то останетесь в живых. Слово дворянина.
Молчание.
– Кто должен приехать на встречу?
Молчание.
Я взвел курок пистолета:
– Считаю до трех. Два уже было. Кто организовал убийство Николая Александровича?! Кто провел туда смертника? Это ведь тоже ваших рук дело.
Видимо, дошло. Только сейчас дошло.
– Шубов.
Граф Шубов. Здорово. Гвардейская дивизия.
– Деньги есть?
– Да. Но они пропали.
Верно, они пропали. И кто-то их усиленно ищет. Или ищет, чем их заменить. Какими деньгами? Или не деньгами.
– Заговор есть?
– Да.
Лопнул.
– В пользу кого?
– Павла Николаевича.
– Напрямую?
– Нет. При регентстве Военного совета.
Идиоты. Коллективный орган с сомнительно легитимным монархом во главе сверхдержавы. Постыдились бы…
– Тебе – что пообещали?
– Министерство уделов… как вы и сказали.
На «вы» даже. Молодец.
– На чем тебя взяли?
Молчание.
– Я не следователь, дел не завожу. Жадность? Грязь? Тщеславие?
– Деньги…
Сукин сын. Жадность… просто купили. Аж противно.
– Англичане в какой доле?
Толстой испуганно посмотрел на меня:
– А вы… откуда знаете?
Да ниоткуда, в общем. Наугад вопрос задал, спасибо, что ответил.
– Я много чего знаю. Посольство?
– Нет. Эмиссар Короны.
Правильно. В посольстве может быть крот.
– Кто еще в заговоре?
Толстой облизнул губы.
– Что мне будет?
