Он одернул себя. Женщина была еще жива, и он мог что-то для нее сделать.
Ножом он вырезал большой кусок бархата, сложил – не пленка или водопроводный пластырь, какие нужно использовать, но пойдет. Взял нож, начал нарезать бинты…
Перед глазами с хрустом проматывалась, плыла пленка воспоминаний. Вот они на афганской дороге, и Кейн говорит: я не предам тебя, но мне чертовски надоело это все делать. Вот они здесь… он как чувствовал. Наверное, он даже рад тому, что погибнет на той земле, на которой он и родился, – в России. Он был «не тем» человеком для разведки, ему не надо было этим заниматься…
Не надо…
Когда он надавил, чтобы плотная ткань сильнее прижалась к ране, и начал обматывать тампон самодельным бинтом, женщина открыла глаза.
– Лежите. Я перевяжу вас, потом вызову помощь.
Она дернулась, он силой заставил ее лежать.
– Не надо. Он мертв.
– Мертв… – по-русски она говорила чисто.
– Да, мертв… – сказал граф и добавил: – Я убил его…
На несколько секунд женщина закрыла глаза. Он уже начал сомневаться, правильно ли он сделал, что сказал, но вот она их вновь открыла…
– Спасибо…
– Не благодарите.
– Спасибо, – повторила женщина.
Граф затянул бинт потуже.
– Лежите, не вставайте. Я посмотрю, как можно вызвать помощь. В доме есть кто-то?
– Нет… он всех… отослал.
То-то ему показалось, дом как вымер.
– Уходите…
– Что?
– Уходите… я… никому… не скажу…
Черт бы все побрал…
Граф подошел к столу. Вернулся с магнитофоном.
– Сударыня, это ваше?
– Да…
– Давно это у вас?
– Сегодня…
Твою же мать…
– Зачем вы это приобрели?
– Чтобы… поверили…
– Кто поверил, сударыня?
– Ее… Высочество… адмирал… Воронцов…
Граф закрыл глаза. Значит, с ними играют, и черт знает сколько времени. Воронцов знает, и регент, принцесса Ксения знает, и аресты не начались только потому, что им надо выявить всех участников переворота. Как только они выступят, им и конец. Скорее всего, Кронштадт, там они организуют штаб обороны, если выступление будет слишком сильным, переместятся на ударный авианосец и будут организовывать подавление восстания оттуда. Скорее всего, подразделения морской пехоты и морских котиков у них в руках, они и выступят на подавление переворота. Черт… он предупреждал, что отсутствие в их деле людей с флота, из морской пехоты смертельно опасно. В ответ смеялись про «водоплавающих». И досмеялись.
Надо бежать, пока не поздно.
– Послушайте…
– Да, сударыня.
– Я… не скажу… про вас…
– Это уже неважно.
– Слушайте… поселок… Дятлово… Финляндия… дача… Русалка… Сейф… в главной комнате… код… запоминайте… три… один… семь… два… один… пять… Берите все…
– Спасибо… сударыня.
– Аллах… с вами…
Граф сунул в карман пистолет, не вышел, а почти что выскочил за дверь. Быстро прошел в свою каморку… достал сумку… покидал в нее то, что могло пригодиться, включая ключи от арендованной на длительный срок автомашины «Хорьх», припаркованной в Автово на платной охраняемой стоянке. Проверил две пачки денег, русские рубли и рейхсмарки, пачки не толстые и не тонкие, купюры разных номиналов, достаточно, чтобы затеряться и выжить. Достал оба пистолета, и свой и Кейна, проверил их, один сунул за пояс, другой положил в сумку. Возможно, пригодятся…
Рука в кармане наткнулась на какой-то предмет… черт. Это был диктофон, выходя, он сунул его в карман.
Ладно, пусть будет…
Под руку попалась куртка из плотной, непромокаемой ткани, с капюшоном – худи. Единственная чисто английская вещь, какая у него была. Он надел ее и сразу почувствовал себя как в Белфасте или в Лондондерри. Куртка-худи, сумка с самым необходимым и три пистолета. Мысленно он проиграл первые такты русской песни, похожей на марш: «Пожелай мне удачи в бою». Да, это ему пригодится…
Быстро прошел к двери, отодвинул засов – тут на ночь запирали по старинке, именно что на засов. Выглянул во двор, держа наготове пистолет, ничего не увидел. Вышел… опомнился уже на полпути.
Подобрал камень и саданул им в окно. Зазвенело стекло… через несколько минут здесь будет полиция. А его уже здесь не будет…
Но надо спешить…
Улица перед домом была погружена во мрак: кто-то разбил фонарь.
– Ваше Сиятельство…
Граф остановился как вкопанный. Потом медленно повернулся.
Князь Воронцов стоял в двадцати шагах от него у машин. Не было ни наручников, ни полиции, ничего. Он изменился с тех пор, как граф видел его последний раз… его волосы были теперь темно-серого цвета, и он носил коротко постриженную бороду… но все-таки это был он.
– Что вам угодно, сударь?! Я вас не знаю! – громко сказал Сноудон, чтобы немного отвлечь внимание от приготовления к бою.
Граф расстегнул ветровку, и князь сделал нечто подобное. Только на нем был костюм-двойка, и он расстегнул пуговицы пиджака.
– Я предупреждал вас, что, если не оставите злого, ни вас, ни Англии больше не будет! – ответил Воронцов.
Граф отрицательно покачал головой:
– Англия будет всегда, милорд, хотите вы того или нет…
Улицу высветили фары, и граф рванул пистолет, рассчитывая на то, что шум за спиной его врага даст ему хоть немного преимущества. Выстрелы слились один в один. Падая на асфальт и судорожно пытаясь схватить хоть немного воздуха, граф Алан Сноудон услышал истошный женский визг – и это было последнее, что он слышал…
Российская империя
Лисий Нос, недалеко от Санкт-Петербурга
Ночь на 3 марта 2014 года
Лисий Нос. Место по-своему очень примечательное.
С тех пор как Его Величество император Николай Второй запретил использовать Петропавловскую крепость в качестве места для казней, Лисий Нос остался единственным местом, где производились экзекуции жителей столицы. Изначально предназначенное для казней «низкого люда» – аристократов казнили в крепости – со временем это место стало весьма престижным. Был даже роман «Лисий Нос» и стихи, кажется… Рейснер
[74]
, которая чуть сюда не попала. Последние казни были проведены здесь в конце пятидесятых, после чего практика приведения приговоров в исполнение здесь вообще прекратилась. Сейчас государства убивали тайно, словно стыдясь…
