– Ну и бред! Откуда ж здесь поезду взяться через двадцать лет после Катастрофы? – удивился Федор. – И почему он должен пройти как раз здесь?
– Он проходит там, где его очень ждут. Костя думает – если сильно верить, то так и будет, – объяснила Неля.
– А почему туркестанский? – спросил снова Федор.
– Не знаю, кажется, была такая страна до Катастрофы. А может, и не было. Может, этот Туркестан находится уже на границе с другим миром, откуда поезд приходит.
– Странная песня, – сказал Федор. – Я многого не понял в ней. Вот, например, почему этот парень так странно обращался к проводнику. Ты помнишь? Называл его господином и уверял, что ему не страшно умереть. Парень этого проводника впервые видел – какой он ему господин?
– Может быть, все дело в том, что проводник был в зеленой форме? – шепотом сказала Неля.
– Ну и что? – спросил Федор. Что-то в лице девушки показалось ему странным. Может, она не вполне нормальная?
Он таких уже видел – в подземке у многих ехала крыша. Буйных изолировали быстро, а тихих не трогали – иначе пришлось бы половину метро, наверное, запереть. А так – делает человек свое дело, и ладно, а тараканы у него в голове никого не касаются.
– Это был не простой проводник, – серьезно объяснила Неля. – Раньше так назывались люди, которые следили за порядком в поезде. Но ведь так зовут еще тех, кто может показать дорогу. Это был бог, он мог указать путь туда, где все осталось, как было.
– Провести по кругам ада, – добавил чей-то голос.
– В этом-то все и дело – ты должен понять, кто к тебе обращается. Узнать бога и довериться ему. Ты должен довериться проводнику. Экспресс – это поезд, который идет без остановок. Он забирает только тех, кто к этому готов.
– Эх, прошли те времена, когда боги запросто появлялись среди людей, заговаривали с ними, участвовали в их делах. Теперь неизвестно, остались ли они вообще. Может, умерли или ушли куда-то, – пробормотал тот же голос.
– И как же он узнал, что этот проводник – бог? Мало ли на ком зеленая форма? – упрямо сказал Федор. – Здесь полстанции в костюмах защитного цвета, так что ж теперь, они все – боги? – и он оглянулся, словно пытаясь угадать в ком-нибудь бога.
– Вполне возможно, что мужику на самом деле все померещилось, – примирительно сказал неизвестный снова. – Просто он изначально был на всю голову больной, да еще и выпил. Там же говорится в начале, что он в буфете купил вино. Вот и получил просветление, увидел бога. Хорошо хоть не черта. Он мог еще и не то увидеть под мухой.
– И зачем было об этом песню писать? – спросил Федор, пытаясь получше разглядеть говорившего при тусклом ночном освещении. Он увидел темноволосого мужика средних лет, худого, пожалуй, даже изможденного, который кутался в потрепанное черное пальто. На ногах у него были выцветшие, вытянутые на коленях черные спортивные штаны в обтяжку и разбитые ботинки. Лицо было по-своему примечательным – острые черты, резкие складки у тонких бледных губ, слегка запавшие глаза, покрасневшие веки. Казалось, он не спал уже несколько ночей. Кому-нибудь он мог показаться даже почти красивым, но Федор почему-то сразу проникся к нему безотчетной неприязнью.
– Глупости ты говоришь, Фил, – неожиданно поддержала Федора Неля.
– Песни иной раз под настроение пишутся. Иную из прежних вспомнишь – там вроде и смысла-то особого нет. «Я еду домой, светит луна, я думаю о милом». А сейчас совсем по-другому ее слушаешь. Ночь, луна. Красотища-то какая! Не всем, кто родился в метро, удалось своими глазами увидеть луну, – примирительно сказал тот, кого назвали Филом.
– А я и вправду раз или два слышала такой тяжелый стук – словно бы поезд идет поблизости. Может, этот экспресс уже прошел, но его никто не встречал, потому и не получилось ничего? – сказала Неля.
Федор вспомнил, что ему тоже почудился один раз тяжелый металлический лязг, похожий на мерный перестук колес.
– А я тут с умным человеком одним разговаривал как-то, – продолжал Фил, еще глубже закутавшись в свое черное пальто, – так у него выходило, что это нам только кажется, будто мы живем в метро. На самом деле мы-то как раз уже умерли и попали в чистилище. Ведь написано в одной книге, что вечность – это, может, что-то вроде банки с пауками. Вот мы как раз в такую банку и попали. И грыземся, как пауки в банке. По грехам нашим воздается нам.
Чувствовалось, что мысли эти он излагал уже не один раз, и теперь рад-радешенек был, что обрел нового слушателя в лице Федора.
– То есть получается, что на самом деле мы мертвые все? Ну, это ты загнул! – хмыкнул кто-то неподалеку.
– А куда ведет эта железная дорога – та, что наверху? – спросил Федор, не желая углубляться в философские споры, в которых ни черта не понимал. Его интересовали более практические вопросы.
Ему отозвался старик в дырявом ватнике:
– Это, стало быть, Казанское направление – значит, шли отсюда поезда с Казанского вокзала на восток – в Казань, на Урал, в Сибирь и еще дальше.
Федор подумал, что в песне тоже упоминался путь на восток.
– А с Курского вокзала куда поезда ходили?
– К югу. В Тулу, Курск, Орел.
– Говорят, на привокзальных станциях неспокойно людям живется, – пробормотал Федор.
– Правильно говорят, – согласился старик. – Потому что одно дело – город, другое – то, что вокруг. А за городом – лес. И еще неизвестно, что может прийти к нам оттуда. Люди проложили пути, вырубили кое-где леса, построили свои дома. Но чем дальше уходят пути, тем реже встречаются человеческие жилища. От одного до другого большого города – дикие леса. На окраинах городов кончаются владения человека. И теперь лес опять берет свое. Оттуда придут такие твари, какие нам и не снились тут, в городе. Сначала они убьют тех, кто еще пытается выживать в бункерах под Москвой, а потом возьмутся и за нас. Помяните мое слово – не зря тех мутантов с Павелецкой называют «приезжими».
– Не каркай, дед, – буркнул один из сталкеров. – И без тебя тошно.
– Что ты знаешь, мальчишка? Во Владимирской области, говорят, еще до Катастрофы в лесах видели крылатых змеев. Тебе даже в страшном сне не приснится, что там творится сейчас. Мы боимся тварей, которые живут наверху, но самое страшное однажды придет к нам из лесов. И будет такая война, что никому мало не покажется. Последняя война.
– Глупости ты говоришь, старик, даже слушать неохота, – снова вмешался сталкер – широкоплечий, с обветренным лицом. Судя по его независимому виду, он во всем привык полагаться лишь на себя. – Во многих городах были убежища на случай войны, там мог кто-нибудь спастись. У меня брат с семьей жил в Смоленске. Неохота думать, что он погиб. И не все города бомбили, где-нибудь в глухомани, думаю, люди и на поверхности могут жить.
– Да вон, пришел же весной человек из бункера в Жуковском. Как звали-то его… Сергей вроде? И туда отряд на разведку отправили – еще Доронин их вел.
