Фил, видимо, смирившись с тем, что никто не собирается прямо сейчас отводить его в метро, немного успокоился и начал прислушиваться к разговору.
– А ведь и правда, я слышал, что в некоторых африканских племенах похороны отмечали как праздник, – сказал он. – Кто рассказал тебе это, девочка?
– Тебе какое дело? – тут же огрызнулась Неля.
«Кто ж ей, в самом деле, так грамотно мозги-то промыл? – подумал Федор. – Говорит, как по-писаному».
– Ну ладно-ладно – примирительно сказал Фил. – Мы все равно теперь не узнаем, как оно было – уехал твой сталкер на потустороннем поезде или растворился в Нагвале.
– В чем? – спросил Федор.
– Эту трудно объяснить, – туманно сказал Фил, – я сам не вполне понимаю. Нагваль – это нечто невыразимое, это дух, воля, что-то вроде бессмертной души, но его надо выращивать в себе всю жизнь. И если правильно подготовиться, можно в конце жизни уйти в бесконечность, сохраняя сознание и воспоминания о своей земной жизни. Нагваль – это и все то, что за пределами привычного нам мира, то, что мы не можем представить себе. Это бесконечность, это небытие.
– Вот же язык подвешен у чудика, – шепнул Федор Неле. Девушка рассмеялась, хотела что-то сказать, но смех перешел в хрип и она, схватившись за грудь, тяжело, надрывно закашлялась.
– Федя, – позвал старик, – пойдем, дров наберем еще. А то чай вскипятить не на чем будет.
Когда они отошли немного в глубь туннеля, Данила сказал:
– Ты с ней не спорь лучше – видишь, как она волнуется. Она ведь тоже матери своей не помнит.
– Я не знал, – сконфуженно пробормотал Федор. – Ладно, больше не буду.
Глава 7
Призраки Лефортова
Когда они вернулись, Неля, казалось, уже успокоилась.
– Ты мне так и не рассказал, за что Анхен называли ведьмой, – упрекнула она.
– Не зря называли, – сказал Федор. – Тут написано, что Анхен и ее мать хотели колдовством вернуть любовь царя. Но их не стали наказывать за это.
– Что ж тут такого, они ведь не хотели плохого, – сказала Неля рассеянно, явно думая о чем-то своем.
Федор стал читать дальше. Ему нравилась книга, но автор начинал раздражать: он словно бы постоянно влезал со своими замечаниями, осуждая чуть ли не всех участников этой истории, и только все портил – царь у него получался слепым и легковерным, прекрасная Анхен – не в меру корыстной, практичной и жадной.
«Конечно, – подумал Федор, – со стороны-то легко рассуждать через много лет». Но иногда так и тянуло сказать автору: «Да помолчи ты уже со своими глупостями, дай историю дочитать. Пиши, как было, а твоего мнения никто не спрашивает. Про тебя-то вряд ли написали отдельную книжку».
– А Анхен здесь есть на картинке? – спросила Неля. – Мне интересно, какая она была.
– Нет, тут написано, что ее портретов не осталось. Но все, кто ее видел, говорили, что она была очень красивой.
– А дети у нее были?
– Вроде бы нет, – неуверенно сказал Федор. – Я не понял, тут написано, вроде она все говорила перед смертью о какой-то сироте… Может, на самом деле это была ее дочь?
Для чтения детям на ночь книга точно не годилась, тут Неля была права. Федору пришло в голову, что самые важные книги, скорее всего, погибли во время Катастрофы, а то, что приносят сталкеры – лишь жалкие остатки, которые удалось добыть. И по этим книгам составить правильное представление о жизни верхних людей просто невозможно. В сущности, с тем же успехом мамаша могла читать ребенку на ночь инструкцию по технике безопасности при стрельбе – вполне вероятно, что пользы от такого чтения было бы даже больше.
И вдруг ему показалось, что он лучше стал понимать Нелю. Бедная девочка не помнит своей матери, ей никто не читал всякие истории на ночь. Вот потому она и слушает так внимательно, проявляет такой интерес к книжке, где говорится о давней жизни. Для нее эта жизнь – все равно, что сказка: дамы в красивых платьях с пышными прическами, изящные мужчины с кудрями по плечам. Такого ей теперь нигде не увидеть, только на картинках.
Фил тоже слушал, сидя возле огня.
– Так ведь эта история здесь и происходила, в этих краях, – вдруг сказал он. – Здесь поблизости и была та самая Немецкая слобода, где стоял когда-то дом Анхен. Кажется, здесь, на старом немецком кладбище, и могила ее находится. Тут и Лефорт жил.
– Весь район потом так и стал называться – Лефортово, – согласился Данила, нахмурившись отчего-то. Видел на левом берегу толстые деревья? Это остатки Лефортовского парка. Там раньше красиво все было обустроено – лестницы каменные, пруды, мостики, беседки. И кладбище старое я знаю. Говорят, – добавил старик, понизив голос, – что там целые подземелья, под кладбищем этим, склепы подземные и все такое.
От Федора не укрылось, как вздрогнула Неля.
«Да что с ней происходит-то?» – подумал он. Ему представились какие-то длинные подземелья, где в гробах лежат покойники. А может быть, там не только покойники? На что намекал старик?
– Все перепуталось, – тихо сказала вдруг Неля. – Люди теперь живут в подземельях, которые раньше принадлежали мертвым. Мир живых смешался с миром мертвых.
А Данила тем временем продолжал, не обращая на нее внимания:
– И там, откуда мы плывем, многие места названы в честь дел царя Петра Алексеевича. Семеновская площадь, Преображенская площадь – это в память его полков, Семеновского да Преображенского, которые в этих местах когда-то были расквартированы. Недалеко от Электрозаводской есть даже улица Девятая рота.
– Ты тоже эту книжку читал? – спросила Неля. Данила усмехнулся.
– Зачем мне читать – об этом все знают, кто здесь жил раньше. Еще не хватало мне всякие глупости читать, бабские сказки.
– Это не сказки – мы проплывали мимо дворца Лефорта, – сказал Фил.
– Да, дворец огромный, – пробормотал Федор.
– Ты разве его успел разглядеть? – удивился Данила.
– Конечно, успел – мы же долго вдоль него плыли. Там еще статуи были…
– Это как раз не дворец был, а Бауманский институт, Бауманка, – развеселился Данила. – А статуи – революционные солдаты.
– Дворец Лефорта мы чуть раньше проплывали. Его с реки-то и не разглядеть почти, – пояснил Фил. – Меня когда-то Маша водила туда, показывала, – грустно сказал он. – Любила она всякие древности. Вообще-то, на мой взгляд, ничего особенного – по крайней мере, снаружи. Двухэтажные желтые здания стоят, образуя квадрат, внутри – дворик. Одно название, что дворец. Внутри, наверное, красиво было, но нам туда не разрешили зайти, там, кажется, какой-то архив находился.
– А когда ж мы его проплывали? Не помню такого.
– А вот помнишь заросшую полянку поблизости от института, где машины ржавые стояли, там в кустах еще птица ночная кричала? Вот как раз на той полянке в глубине стоит дворец Лефорта. Маша еще рассказывала, что он соединен подземным ходом с дворцом, который потом построила себе императрица на другой стороне реки.
