И, оглядев помещение – не забыли ли чего, – старик дал команду идти.
В верхней галерее чувствовалось присутствие посторонних. Слышались чьи-то шаги, тяжелое дыхание. Напасть на них пока не пытались, но словно бы провожали. В какой-то момент нервы у Федора не выдержали, и он наугад выстрелил в темноту. Раздался короткий визг, а затем оттуда прилетел обломок кирпича и ударился в стену совсем рядом. Данила чертыхнулся и велел всем надеть противогазы.
На улице шел дождь. Они осторожно пробирались вдоль домов, осматриваясь – не появятся ли вновь старые знакомые. Но возможно, погода пришлась стигматам не по нутру – ни одного из них не встретилось по дороге. Они с трудом пробирались через упавшие деревья, Федор несколько раз поскользнулся и плюхнулся в жидкую грязь. Казалось, прошли совсем немного, а силы его уже были на исходе, и он мечтал лишь об одном – поскорее попасть на станцию.
Путешественники дошли до перекрестка, свернули за угол и, пройдя еще немного, спустились по лестнице в подземный переход. Пришлось долго идти длинным коридором, где валялись обломки киосков и прочий мусор. Но вот и стеклянные двери, а за ними – знакомые автоматы, давно уже раскуроченные. Отсюда можно было попасть на обе станции Китай-города. Данила хлопнул Федора по плечу:
– Ну, давай, что ли. А мы пойдем другим путем, у нас свои ходы, – прогудел он.
Федор пожал ему руку, потом повернулся к Неле. «И не попрощаешься толком в этой грязной снаряге, да еще на глазах у старика», – с досадой подумал он.
– Я еще вернусь, – решительно сказал он. На самом деле ему уже не терпелось скорее покончить с этим и оказаться на станции.
– Если что, знаешь, где нас искать, – буркнул старик. – Ну, пойдем мы, время не ждет.
Уже подходя к запертым гермоворотам, Федор не выдержал, оглянулся. Старик и девушка уже уходили обратно через стеклянные двери. Неля оглядываться не стала. А старик в дверях задержался ненадолго. Как будто хотел что-то еще сказать, а потом передумал.
* * *
В коридоре Неля споткнулась и упала бы, если бы старик не подхватил ее.
– Ну-ну, держись, еще немного. Мы сейчас через другой вход в метро зайдем, тогда можно будет отдохнуть. У нас свои пути-дорожки, от людей подальше.
Он с досадой подумал про парня, которого с таким трудом удалось проводить до станции. Он видел, как девочка смотрела на него. А этот шалопай, небось, через неделю имени ее не вспомнит. Он, Данила, через силу предлагал ему остаться – все ради нее. А парень имел наглость отказаться. Понятное дело – трусит. «Эх, – подумал Данила, – много я таких, как он, перевидал уже, и все-таки ни один из них не стоит моего Вальки. И почему все должно было случиться именно так? Лучше бы я был вместе с сыном в тот судный день. И вместе с ним остался жив или умер».
Глава 11
Поезд в огне
Федор стоял на рельсах. Справа и слева шумели деревья, в слабом свете луны казавшиеся черными, поодаль виднелись полуразрушенные дома. А там, вдали, где рельсы расходились в разные стороны, открывался простор – опасный, но такой манящий. Дул ровный ветер, Федор стащил противогаз и жадно вдохнул. Воздух был свежим и вкусным. «С чего взяли, что на поверхности радиация, что дышать опасно? На самом деле это все придумали, чтоб мы не смели высовываться из подземки. Радиации уже давно нет. Вот мутанты – другое дело. Но мы зачистим город, мы вернем его себе». Федор ждал. И вот, наконец, вдали он увидел темную громаду, которая быстро, бесшумно приближалась. Красный фонарь наверху был как единственный глаз – яркий, кровавый, зловещий. Федор, превозмогая страх, замахал руками, хотел крикнуть, но голос пропал. Ему зачем-то обязательно нужно было, чтобы его заметили.
И поезд замедлил ход. В последний момент Федор отскочил с пути, и через секунду громада, пропахшая мазутом, покатилась мимо него, обдав его теплым воздухом. За первым вагоном тянулась открытая платформа, на которой стояли суровые бородатые люди. Один из них показался Федору смутно знакомым. Федор крикнул, и они оглянулись. Двое бородачей нагнулись с платформы, протянули руки. Но пока он колебался, поезд вдруг охватило пламя. Бородатые, не обращая больше на него внимания, повернулись, глядя в одном направлении – туда, где впереди виднелся просвет. Они хором запели странную, дикую, варварскую песню. Поезд мчался мимо, охваченный огнем, горячий воздух обжигал легкие. «Господин! – отчаянно прохрипел Федор. – Забери меня с собой! Мы все умрем здесь!» Кто-то в зеленой форме обернулся к нему, протянул руки…
– Федя, – услышал он тревожный Веркин голос и чуть не застонал от облегчения и разочарования. Значит, все случившееся вновь оказалось сном.
– Чего тебе? Отвяжись, дай поспать, – буркнул он неприветливо.
– Очень уж страшно ты во сне кричишь. Ох, Федя, Феденька, чует мое сердце, сглазили тебя. Чужой ты какой-то вернулся – словно подменили.
Федор слышал это от нее уже много раз – с тех пор, как вернулся.
На Китай-городе все, кроме Веры, встретили его без особого удивления. Какие-то слухи о гибели оружейника дошли и до них, но в сильно искаженном виде, и казалось, особого значения им никто не придавал. А на Вере лица не было, она выглядела совсем измученной. Когда он, весь заросший и грязный, ввалился в палатку, она только охнула. Потом опомнилась, захлопотала вокруг него, спрашивала о чем-то, причитала над ним. Бледнела, синела, задыхалась. Хваталась за сердце, смеясь и плача. Но его вдруг одолела такая усталость, что он рухнул на старенький спальник, едва раздевшись, и заснул глубоким сном без сновидений. Проспал чуть ли не сутки, и только тогда почувствовал, что вроде бы пришел в себя. Хотя все кости до сих пор ныли при каждом движении.
И потянулась прежняя жизнь. Вера, конечно, расспрашивала его, но он предпочитал все больше отмалчиваться. Но Вера своим женским чутьем сразу уловила неладное. Она чувствовала – Федор вернулся совсем другим.
А Федор понемногу впал в апатию. Как будто, оказавшись в относительной безопасности, понял – самое страшное кончилось, но и самое интересное – тоже. А теперь изо дня в день снова мелкие хлопоты ради хлеба насущного. Одному достань оружие, другому приспичило еще какую-то игрушку себе раздобыть. Опять те же слухи – черные упыри лезут с Ботанического сада, хотят всех сожрать на ВДНХ, а может, уже сожрали. В туннеле нашли труп и опять грешили на Кошку. Вполне возможно, что эта неутомимая мстительница, отрезавшая обычно своим жертвам ухо и мизинец, прикончила и этого беднягу. Но было ли у трупа отрезано ухо, не представлялось возможным проверить, так как у него вообще напрочь отсутствовала голова.
Все, что случилось с Федором на поверхности, вскоре стало казаться далеким и нереальным, словно бы и не с ним произошло. Первые дни он наслаждался комфортом и относительной безопасностью на станции. А потом его стали мучить сны, в которых он вновь и вновь переживал поход. Он метался, вскрикивал, Вера просыпалась, успокаивала его. После этих снов он просыпался весь разбитый, не отдохнувший, и ничего ему не хотелось.
