Федор вновь ощутил ужас; он все ждал, не раздастся ли откуда-нибудь вновь мерзкий хохот, предвещающий опасность, но все было тихо. Вдруг у него заболела голова, он почувствовал, что воздуха ему не хватает, – зло, живущее в туннеле, никуда не делось, оно наблюдало за ним десятками глаз, выжидая удобного момента, чтобы напасть.
Когда вдали замелькали огни Курской, Федор вздохнул облегченно, ему казалось, что главная опасность уже позади. Сойдя с дрезины, он поплелся к переходу, до сих пор чувствуя противную слабость во всем теле. Вот и пост, пограничники в сером ганзейском камуфляже, а над ними флаг могущественной Ганзы – коричневый круг на белом полотнище. Федор протянул пограничнику свои корочки. Еще немного – и он сядет на дрезину, идущую по кольцу. Куда ехать, он пока толком не решил, но склонялся к тому, что надо возвращаться на Китай-город. Вспомнилось, как Вера нежно его провожала. Может быть, у них еще получится как-то наладить жизнь? Интересно, копалась она в его шмотках, пока его не было, или нет?
Пограничник в сером ганзейском камуфляже как-то уж слишком долго проверял его корочки, Федор потянулся было, но тот ловко отдернул руку.
– А вот ты-то нам и нужен, – сказал он.
Федор почувствовал, как его схватили, приложив головой об стенку, заломили руки. Он рванулся было, но без толку.
– Вот и все, – подумал он.
Его провели в подсобное помещение, гремя ключами, тип в камуфляже долго отпирал дверь. Когда дверь открылась, перехватил автомат поудобнее. С кучи тряпья в углу приподнялся человек в наручниках. Федор не сразу узнал его – под глазом у того был кровоподтек, темная прядь прилипла ко лбу, черная рубаха была разорвана, штаны словно бы подрали собаки. Часовой схватил пленного за шиворот, поставил на колени. Тот злобно сверкнул темными глазами – словно ожег взглядом.
– Знаешь его? – спросил ганзеец.
Человек безмолвно приказывал молчать. И Федор твердо сказал:
– Первый раз вижу.
Пленный тряхнул головой, сплюнул кровь на грязный пол.
– А если подумать хорошенько? – настаивал часовой.
– Да не знаю я этого фраера, – гнул свое Федор, – никогда не встречал.
– Ну смотри, если врешь, – буркнул ганзеец разочарованно. Заключенный утомленно прикрыл глаза. Федора вывели обратно и отпустили, чему он очень удивился.
«Как же он так попался, когда его успели поймать? Ведь только прошлой ночью мы с ним разговаривали в том подземелье – и глядь, его уже сцапали», – потрясенно думал Федор, вспоминая знакомые черные глаза. «Ничего, выкрутится как-нибудь, – решил он, – и может, даже к лучшему, что пока этот гад взаперти посидит. Неля его боится, судя по всему, хотя нас с Курятычем он отпустил почему-то живыми. Видно, под хорошее настроение мы попали».
Федор поторопился сесть на дрезину, радуясь, что легко отделался, – все могло кончиться куда хуже. Но, доехав до Таганки, не стал спешить на Китай-город, снял комнату в одном из гостиничных номеров. Ему надо было осмыслить все, что с ним случилось за такой короткий срок.
Он вновь переживал встречу с Лефортом, нелепую смерть Курятыча и все, что произошло потом. Но больше всего его потряс рассказ Витали о речном монстре, подзывающем, подманивающем к себе добычу.
Ему сразу вспомнились эти странные сны, которые стали ему сниться особенно часто после возвращения с поверхности. Теперь он понял – то было неспроста, это речной хозяин звал его. Не надо было соваться на поверхность, бросать вызов судьбе. Теперь он – меченый. На крючке.
«Зверь учуял его», – вспомнил он слова старухи, которые сначала показались нелепыми, а теперь приобрели зловещий смысл. Эти сны – только предвестие того, что будет потом. Пока речной хозяин, видно, не так уж голоден и лишь изредка проверяет свою власть над ним. Но придет день, когда он проголодается по-настоящему. И тогда тоска, одолевающая Федора, станет нестерпимой, невыносимой, и он сам выйдет на поверхность и побредет к реке – навстречу гибели, в пасть мерзкому чудовищу. Теперь он не принадлежит сам себе. Он вспомнил, как уходил тогда Фил – точно в самом деле услышал зов, которому не мог противиться.
Потом вдруг Федору начинало казаться, что все это – страшная чушь. Мало ли какие сказки рассказывает суеверный мужик? Про монстров-телепатов он слышал, конечно, но чтоб испытать на себе их воздействие, надо было все-таки подойти к чудовищу достаточно близко. А речному хозяину приписывалась прямо-таки беспредельная власть. Ерунда все это, не может такого быть.
Федор вспомнил дерзкие черные глаза пленного, темные волосы с проседью. Если Курятыч не врал, если в атамане разбойников он опознал Лефорта, то получается, что Федор уже не первый раз встречается с ним. Именно он приходил к ним во время ночевки в подземелье возле Бауманки, с ним говорила Неля. Он под видом старухи-цыганки имел наглость предостерегать Федора на Новокузнецкой.
«Вот это-то и странно, – подумал вдруг Федор. – Если он и впрямь не хотел, чтоб я виделся с Нелей, почему, когда мы с Курятычем были у него в руках, он отпустил нас живыми?»
Он вдруг вспомнил, что поразило его во взгляде Лефорта тогда – какая-то тоска, обреченность. Словно он знал или предчувствовал что-то такое, по сравнению с чем все остальное казалось мышиной возней. Может, догадывался, что его скоро схватят?
«В конце концов, я ведь тоже сделал доброе дело – не выдал его, – подумал Федор. – Стоило мне только заикнуться пограничникам, кто он такой, – и он был бы обречен, к гадалке не ходи. По нему давно веревка плачет. А вообще-то даже хорошо, что он пока в тюрьме, спокойней как-то. Пусть посидит – он наверняка не первый раз попадается».
От всего этого Федора разобрала такая тоска, что захотелось на люди. На следующий день он смутно помнил, что жаловался в местной забегаловке на жизнь какому-то человеку с незапоминающимся лицом. Сетовал, что любимая девушка ходит с контрабандистами. Человек внимательно слушал, поддакивал, иногда даже задавал вопросы. Видно, история его заинтересовала, и ободренный этим Федор наговорил много такого, чего сначала вовсе рассказывать не собирался.
Потом он вроде сцепился с кем-то. В общем, глупостей натворил, судя по всему, немало – удивительно, что до сих пор цел и отделался лишь парой синяков, хотя смутно помнил, что вроде дал кому-то в морду от души, да и костяшки пальцев правой руки были ободраны. И вспомнилась ему старая поговорка насчет того, что кому суждено утонуть, тот не повесится.
«Как же теперь жить, куда прибиться», – с тоской подумал Федор. Он чувствовал себя так, словно прежняя жизнь кончилась, а новая так и не началась. И вдруг понял – надо навестить Катю. Она тихая, добрая, она поможет ему разогнать тоску.
Федор старался не ссориться с бывшими подругами, поддерживать отношения, появляться в их жизни хоть изредка. Правда, большинство подруг, как только догадывались, что их перевели в разряд бывших, начинали сами форсировать события: либо закатывали скандалы, после которых только и оставалось, что расстаться окончательно и бесповоротно, либо начинали кидать заинтересованные взгляды по сторонам в поисках более перспективных спутников. И только Катя всегда, казалось, с радостью встречала его, хотя появлялся он у нее последнее время очень редко – не чаще раза в месяц, ведь нужно было как-то объяснять свои отлучки ревнивой Верке.
