Рассказывая все это, Фил продолжал вальяжно отщипывать кусочки омара, то и дело бросая на меня эти свои высокооктановые взгляды человека, на полной скорости мчащегося к гибели.
Рассказ и сам по себе стал для него страшным потрясением, а тут еще ночью ему приснился кошмар. И знаешь, что ему приснилось? Гибель Блошки. Пес выбегает на дорогу и, что самое удивительное, попадает не под колеса, а под пулю какого-то проезжавшего мимо на угнанной машине придурка. Больше того, в этом своем видении он узнал, в какой день это произошло, в какое именно время, даже разглядел марку машины и запомнил лицо придурка. А еще он почему-то ни капли не сомневался, что все так и будет, и лучше внять предупреждению. Короче, в указанный день он запер Блошку в доме, вышел на улицу и принялся ждать. Все точно. Мимо проезжает белая «тойота» с нарисованным на дверце Вуди Вудпекером45 . Перед домом Фила водитель притормозил и пристально поглядел на него. По словам Фила, у парня было очень странное выражение лица – будто он чувствовал, что его каким-то образом провели, не дав пристрелить пса.
Видения продолжались, параллельно разрастался и рассказ. Фил никому ничего не говорил, хотя Саша и начала намекать, что он ведет себя как-то странно. Чуть позже я восстановил хронологию событий – и действительно, пару раз она звонила мне как раз в тот период и жаловалась, каким странным и капризным он стал после возвращения из Югославии.
– А скажи, это было до того, как умер Мэтью Портланд?
– Задолго до того, Уэбер. В то время Спросоня являлся ему каждый день. А еще он сказал, что был предупрежден о предстоящей гибели Портланда, но палец о палец не ударил, чтобы ее предотвратить.
– Расскажи-ка поподробнее об этом ангеле.
Начали разносить обед. Стюардесса, которую, как выяснилось, звали Андреа, принесла нам подносы и попросила автограф. Уайетт быстро нарисовал ей в блокноте Вертуна-Болтуна, ее саму и меня. Мы втроем, взявшись за руки летели по небу.
– Интересно, что это такое?
– Даже не знаю. Наверное, мясо. Или пирог? – Мы имели в виду как две капли воды похожие друг на друга какие-то коричневатые куски чего-то непонятного, лежащие у каждого из нас на подносе.
– Возможно, просто салфетка. Кстати, видеокассеты, которые он прислал тебе и Саше довольно серьезное доказательство того, что нечто действительно существовует. Хотя кто знает, ангел это или нет?
– А почему он решил, что это ангел?
– Он понял это, когда Спросоня явился и велел перестать снимать «Полночь».
Первый фильм «Полуночи» появился как своего рода отчаянная шутка. Восемь лет назад Фил Стрейхорн был на грани полного отчаяния. Голливудское золотое яичко разбиваться никак не хотело и, в поисках заработка, он дошел до того, что брался за любые исследования по любым вопросам для кого угодно. Внешность у него была ничем не примечательная, актерского опыта не было вовсе, поэтому в списках ищущих работы актеров он стоял едва ли не на последнем месте. Одно время он даже проявлял кинопленки на одной из студий, но и для этой работы оказался недостаточно общительным и умелым и надолго там не задержался. Ему очень хотелось играть, и он обожал кино, но в какой-то момент понял, что ни на то, ни на другое рассчитывать не приходится.
Занимаясь подборкой материалов по зороастризму для какого-то типа, пишущего исследование по оккультизму, Фил, копаясь в литературе, неожиданно наткнулся на «Книгу Арда Вирадза», автобиографию одного персидского жреца, который после смерти, якобы, снова явился в мир и смог рассказать о том, что видел «там. «
По ту сторону, наряду с другими испытаниями, Вирадзу пришлось пройти по Чинвату – «Мосту Судебного Разбора», где ему (и всем остальным душам) пришлось встретиться со своей совестью для переосмысления всего, что им было сделано в жизни.
Захваченный этой идеей, Фил стал копать глубже и обнаружил сходные сюжеты в исламской литературе. Там говорилось, что в судный день человеку предстоит пройти «испытание мостом аль-Сират, мостом, что тоньше волоса, острее сабли и… „ – согласно некоторым источникам, – «… сплошь утыкан крючьями и острыми штырями. Праведник легко преодолеет его и попадет в райский сад, зато грешнику на мосту будет невероятно скользко и темно. После долгих тысяч лет бесплодных попыток преодолеть преграду, несчастный в конце концов сорвется с него и угодит прямо в адское пламя“.
В те дни мы с ним почти не виделись, поскольку я как раз собирался в Европу на съемки «Нежной кожи» и был полностью погружен в свои собственные проблемы. Впрочем, может оно и к лучшему, поскольку отношения наши были довольно натянутыми. Со времени окончания колледжа я уже успел опубликовать сборник стихов и снял фильм, к которому критика отнеслась более чем благосклонно. Я определенно становился на ноги и, как бы он ни любил меня и ни радовался моим успехам, я знал, насколько ему тяжело видеть, как все высшие баллы получает кто-то другой, ведь он привык всегда быть среди первых учеников.
Когда несколько месяцев спустя я вернулся из Европы, Фил встретил меня в аэропорту. Отъехав немного и притормозив, он вручил мне сценарий.
– Что это?
– Сценарий, который я написал. Скорее всего, он тебе не понравится – это фильм ужасов, однако очень тебя прошу – прочти его и скажи, стоит он чего-нибудь, или нет. Может ли из него хоть что-то получиться.
– Фильм ужасов? «Полночь». О чем он?
– О встрече с собственной совестью на мосту.
Миропорядок начал давать какие-то сбои. Причина так и осталась невыясненной, но уже с самого начала фильма подразумевалось, что виновато в этом человечество. Войны, алчность, проникновение в разные опасные закоулки науки… Как бы то ни было, на космическом уровне начался распад, и в самый разгар торжества глупости на сцене появился Кровавик. В результате начавшегося процесса какой-то части смерти удалось преодолеть границу и проникнуть в жизнь в облике Кровавика. Он мог бы быть просто озлобленным крошечным осколочком смерти или частицей нашей совести, вышедшей навстречу нам на Мосту Судебного Разбора… будь мы мертвы, но ведь мы-то пока еще живы. Он мог бы даже быть и самой Смертью, в силу каких-то обстоятельств вынужденной обосноваться среди нас, к востоку от Эдема. Как бы то ни было, значение имеет лишь то, что Кровавик вне себя – он разгневан необходимостью обитать здесь, ему ненавистна сама мысль о пребывании в чужой ему стране. Говоря о нем, Фил всегда улыбался и называл его ксенофобом.
Страсть к насилию и изобретательность этого стрейхорновского демона одновременно и возмущали и поражали. Читая сценарий в первый раз, я просто глазам своим не верил, переворачивая страницу за страницей с описанием его кошмарных деяний. Но Кровавик все продолжал творить свои злодейства самыми изощренными и чудовищными способами. Я называю подобные вещи искусством автокатастроф – и смотреть невыносимо, и оторваться невозможно.
Я позвонил Мэтью Портланду, продюсеру, всегда старающемуся подыскать сценарии, где было бы побольше женской плоти, крови и насилия. Он тут же прямо по телефону начал расспрашивать меня о сюжете. Но я не стал ему ничего рассказывать, а просто прочитал вслух ставшую впоследствии такой знаменитой сцену с Кровавиком, грудным младенцем и увеличительным стеклом.
