«Из-за острова на стрежень…»
Буг – Висла, апрель 1644 года от Р. Х
Таки из-за острова и именно на стрежень. Вот только не так, не там, не тогда и не с теми.
Не торжественно-песенно выплывали, а вынеслись, гребя часто и с силой. Без того шедшие быстро, завидев добычу, сечевики заметно ускорились, стремительно приближаясь к своим жертвам – двум большим, тяжело груженным, одноразовым, Аркадий бы назвал их баржами, большая часть участников рейда, посчитала насадами, – несомым течением на север. Участился ритм барабанов, синхронизировавших греблю, весла чаще стали мелькать в воздухе. И не парадно-расписные челны это были, а внешне невзрачные чайки, успевшие потемнеть от времени, небольшие, но боевые кораблики, обложенные по бортам снопами высохшего бурого камыша. Кто-то казаков хекал при каждом гребке, кто-то находил в себе силы еще и выкрикивать нечто матерно-ободряющее для других. Ну, и события разворачивались не на матушке-Волге, а в месте впадения Буга в Вислу; баржи сплавлялись по вздувшейся от весеннего половодья Висле как раз в момент их прохода мимо устья переполненного мутной водой Буга, и появились там казаки. Шансов не то чтобы отбиться или уйти на судах, даже сбежать на берег у поляков не имелось: при дувшем с умеренной силой встречном северо-западном ветре зерновозы на резкие маневры не способны. Да руководил налетом не прославленный Степан Разин, на момент происшествия еще совсем юный, а не менее легендарный Иван Сирко. Впрочем, свой путь в сказания и песни Иван только начал.
Увидев несомые Вислой насады, наказной атаман, шедший на первой чайке, в первый миг глазам своим не поверил: слишком желанна была такая встреча, подумал – мара (мираж). Искоса глянул на впередсмотрящего, как раз в этот миг обернувшегося к нему с выражением радостного изумления на лице.
– Батьку, глянь, – сопроводил выкрик-обращение сечевик жестом, тыча пальцем вытянутой вперед руки на неспешно несомые течением насады.
И только тогда Сирко позволил себе поверить. Не обнаруживая волнения, впрочем, внешне – разве лицо немного потемнело и сильнее выделилось на нем большое родимое пятно.
– А ну, хлопцы, чаще гребите, кажись, Господь откликнулся на наши молитвы.
– Як же, на наши, – не удержался от реплики один из записных острословов, Константин Пидкуймуха, которому и тяжелая работа не мешала развлекать людей. Заткнуть ему рот мог разве что поцелуй прекрасной панны, из-за чего веселуна на разведку или диверсии никогда не брали. – Потом скажут, шо це наш святой кого-то на небе уговорил или в другому мести… – Шутник выделил интонацией последние два слова и сделал многозначительную паузу, давая возможность окружающим сообразить, в каком еще месте помимо рая мог попросить или потребовать помощи Срачкороб.
– Он может.
– Та чорты що хош сделают, только б он до них не попал.
– А мы, сирые и убогие, сколько лет рядом с ним живем…
– Зато потом в рай попадем, за грехи на земли отмучились.
Барабан учащал ритм, даваемый гребцам, и скоро от перенапряжения сечевикам стало не до юмора. Даже самые болтливые вынужденно перешли на односложные выкрики-подбадривания. До непосредственной атаки наказной атаман ничего больше сделать не мог и невольно предался воспоминаниям.
Война со Швецией, совершенно не нужная и опасно разорительная, накатилась вопреки всем попыткам ее предотвратить. Куда раньше, чем ожидалось, шведы повели наступление сразу тремя армиями. Кривонос разменял свою конницу на вражескую артиллерию и треть пехоты, но отступил к Бресту. Богун здорово проредил вражеские кавалерию и пехоту и также уничтожил всю артиллерию у Делагарди-сына, однако, узнав о расходе боеприпасов и подходе к врагу подкрепления, предпочел отступить к Гродно. Зато Косинский подставил свое войско под удар Делагарди-отца и Радзивилла и был вдребезги разбит, потеряв две трети армии и собственную жизнь – на колу. Деморализованные остатки его армии отступили в Минск, где и попали под окончательную раздачу. Радзивиллу удалось договориться с кем-то в осажденном городе и тайно заслать туда ночью большой отряд наемников, сумевших захватить к утру ворота, через которые и ворвалась литовская конница. Злые на казаков литвины устроили в городе кровавую баню похлеще, чем армия католической лиги в Магдебурге, с самыми что ни на есть натуральными кровавыми ручьями по улицам.
Обеспокоенный этими событиями гетман, собиравший к лету большую армию, в срочном порядке организовал рейд на Гданьск. При этом откровенно недолюбливавший Сирка Богдан, славившийся своей хитрожопостью, сумел повернуть дело так, что Иван добровольно напросился на почти невыполнимое и смертельно опасное задание. Хмельницкий, имевший немалый опыт морских походов, посчитал затею уж очень рискованной. Характерник, которому в помощники навязали еще одного колдуна, Васюринского, это прекрасно понимал, но взялся за дело уверенно. Он чуял, и другой Иван подтвердил, что имеет сходное предвиденье: поход завершится успешно. Однако чуять-то чуял, а мысли о смертельной опасности затеи из головы выбросить не мог. А мало того, самому идти на верную погибель, да еще вести за собой столько достойных казаков… тяжело. Молодой характерник раньше и не представлял, насколько тяжело, однако и не увильнешь ведь, в случае удачи удар по врагу получался страшным.
Теперь можно было не беспокоиться: как раз эти неуклюжие, способные плавать только по течению суда помогут решить поставленную кошевым атаманом задачу – сжечь склады Хлебного острова Гданьска. Естественно, интересовали Хмельницкого и посланного им Сирка не сами сооружения, а то, что в них хранилось – зерно, собранное в прошлом году в Польше. Точнее, та часть, которую удалось шведам сохранить, не отдав голландцам и французам: в Европе в последние годы возник серьезный продовольственный кризис. Хорошо укрепленная крепость на острове со специализированными для хранения хлеба помещениями подходила для сбережения продовольственного запаса идеально.
Уже при разработке плана этого рейда изначально стало ясно, что взять штурмом крепость на острове можно будет только при невероятно большом везении. Хотя возглавили войско сразу два колдуна, Сирко и Васюринский, и один святой, строить расчеты на такую удачу – бога гневить. Об осаде и речи быть не могло, ставку сделали на ракеты с напалмом. Их невеликая, даже по меркам артиллерии середины семнадцатого века точность при пальбе по площади помешать не могла, зато, запылай сразу несколько складов, гарантированно выгорят и остальные: застройка там была очень плотной.
Имей Малая Русь на Буге ракетные каторги, никаких трудностей не возникло бы. Проблема, делавшая рейд походом самоубийц, состояла в том, что с чаек запускать крупные ракеты не получалось: слишком неустойчивой платформой для этого был мелкосидящий в воде кораблик. А перетаскивать в Буг и проводить по мелководьям каторги опоздали безнадежно. Вот и сделали ставку на захват в море более солидного корабля, перегрузке ракет на него и обстрела острова с трофея. Вероятность найти подходящую для этого цель на Висле в это время расценивалась как очень низкая, поэтому рассчитывали на проход в море, где возле Гданьска всегда присутствовали суда и возврат для обстрела обратно в реку. Авантюра чистейшей, ничем не замутненной воды.
