Говорить Петру Ивановичу было очень трудно, он знал Радищева веселым и всегда жизнерадостным, а тут такое ошеломляющее и ужасное известие. Князь тихо произнес, решив только уточнить, правильно ли он понял слова Ермолова.
— Вы уверены, Алексей Петрович, что персы объявили нам войну? Это не мятеж черни, а именно война по шахскому приказу?
— Я видел все собственными глазами и слышал объявление! Кроме того, у меня есть доказательство!
Лицо Ермолова покрылось багровыми пятнами гнева от незаслуженного им недоверия, и он дерганым движением достал из халата свернутую трубкой грамоту.
— Это приказ самого шаха. Однако гонец до Тавриза не доехал, нарвался на меня…
— Спасибо, Алексей Петрович! И простите, ибо мне надлежит вершить возмездие! Я только предупрежу о том его императорское величество — в Петербурге должны знать об этом злодеянии!
Багратион пылко обнял молодого подполковника и, не сдерживая своего ликования, закричал во все горло:
— Господа, всем на коней, выступаем немедленно! Падем персам как снег на голову, благо они нас не ждут! Нельзя терять ни минуты — вперед, и только вперед!
Часть вторая «СЕРДЕЧНОЕ СОГЛАСИЕ»
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 26 ноября 1802 года
Петербург
— Бедные мои косточки!
Петр сидел в мягком удобном кресле, полностью откинувшись на спинку — ноги стояли в тазу, куда эскулапы налили горячие отвары из каких-то трав.
Июньская схватка с Зубовыми на болоте серьезно отразилась на его ногах — их стало часто ломить от боли, а ступни порою даже опухали. Проморозило, видать, насквозь.
Сейчас боль понемногу утихала, Петр чувствовал, как его клонит в сон. Однако император не дал себе расслабиться, его сильно тревожило отсутствие вестей от фельдмаршала Суворова.
Индийский поход начался раньше запланированного срока. Персидский шахиншах, по наущению англичан и соблазненный дьявольским блеском их гиней, предпочел не мир, а войну, полностью вырезав в Тегеране все русское посольство.
Вот такая чудовищная гримаса истории. Она всегда вернет свое, раньше или позже, пусть с другими людьми, но обязательно вернет. Видно, пролитая кровь всегда притягивает другие реальности!
В той, оставленной им истории, персы тоже истребили русское посольство, но четвертью века позже. И тогда погиб Александр Грибоедов, его «Горе от ума» Петр проходил в школе. Напишет ли он сейчас эту книгу, неведомо, ибо будущий писатель, как и Пушкин, пока еще дети, и в кого они вырастут, одному лишь Богу известно. Но судьба уже забрала Радищева, что предвосхитил трагедию Грибоедова.
— Но лучше уж такая смерть, в бою, с пользой для Отечества, чем травиться ядом, уподобляясь крысе, — пробормотал Петр, вспомнив, как окончил свою жизнь автор «Путешествия из Петербурга в Москву». Но теперь его гибель послужила для блага России.
Войска князя Багратиона наголову разгромили персидское воинство, причем били врага по частям, не давая ему сосредоточиться, гоняли по выжженной солнцем земле.
После такого наглядного урока Фетх-Али встал перед дилеммой: или династия Каджаров может закончиться на ее втором представителе, или принять покровительство могущественной империи и выбросить из головы амбиции с мечтой о реванше.
Шахиншах выбрал второе решение, полностью признал свою вину, выдал для наказания чуть ли не половину своей знати — всех тех из сановников, кто потребовал убийства посла. И приказал оказывать всяческое содействие авангарду русско-французского экспедиционного корпуса, который и возглавил Багратион.
Ну а Александр Васильевич Суворов не заставил себя ждать: действовал, как всегда в жизни, стремительно и уже в середине октября с главными силами перешел Инд — такова была последняя весточка, которую получил от него император.
Не имелось только известий от атамана Платова, который с донскими казаками отправился в Бухару, а через нее в Афганистан. Эмир Хайдар пропустил казачий отряд, а это говорило о том, что рано или поздно Бухара тоже станет протекторатом, и мягкое подбрюшье России будет окончательно подкреплено…
— Интересно, как там эта парочка спелась?
Тандем главнокомандующего Суворова и его начальника штаба Бонапарта оказался невероятно удачным, и Петр мысленно похвалил себя за отличный выбор.
Фельдмаршал — гениальный полководец, но ему не всегда хватало упорядоченности и строгого планирования операций. Именно это качество привнес Наполеон, да и поучиться французу у Суворова было весьма полезно. Вспомнить хотя бы, как прошли последние маневры.
— Ну Александр Васильевич, ну шельма!
Петр хрипло рассмеялся. Когда генералам было объявлено — учения начинаются двенадцатого числа, Бонапарт, зная, что противников разделяют сорок верст и что все маневры проводят с восходом солнца, тщательно подготовил свои войска, дав им ночь для отдыха.
Суворов отбой сделал пораньше, а ровно в полночь поднял войска с биваков, совершил стремительный марш-бросок и обрушился на кирасир и Измайловский полк, что стояли в стороне от остальных частей первой дивизии, и устроил им «побудку».
Пришлось посредникам, скрипя зубами от бессилия от столь чудовищного нарушения традиций, признать победу старого фельдмаршала, ибо с оставшейся половиной, лишившись всей кавалерии, Бонапарт был бы разгромлен. А потому учения прекратились, так и не начавшись.
На все упреки Суворов, задорно потряхивая хохолком на голове, отвечал одним: «Его величество назначил учения на двенадцатое число, а час-то не оговорил!»
Да и сам Наполеон воспринял свою конфузию на диво спокойно, публично признал полководческий гений Суворова, всячески тот расхваливая. Политик, однако! И сам напросился в ученики к старому фельдмаршалу, посчитав за счастье возглавить его штаб.
Да и французы охотно подчинились Суворову — вряд ли генерал Жубер, Третий консул Республики, с такой же почтительностью отнесся к любому русскому генералу.
Получив два урока от фельдмаршала, пять лет тому назад в северной Италии, посидев еще какое-то время в русском плену, норовистый Жубер без каких-либо споров признал всю полноту власти старого главнокомандующего, даже служил ревностнее, чем русские коллеги, иной раз склонные к проявлению традиционного разгильдяйства — куда без этого. Тут ничего не попишешь, есть такая штука — менталитет!
— И что же там у них сейчас происходит?
Гавана
Небольшой торговый бриг «Святой Августин» ходко шел под всеми парусами. Массивные стены цитадели медленно сливались с синей гладью Карибского моря, превращаясь в еле заметную темную полосу, уходящую на юго-запад.
— Вот и все, Коля. Теперь все зависит только от нас.
Николай Петрович теперь иначе смотрел на своего тестя — не вальяжный старик был перед ним, а еще полный сил, массивный, с косым шрамом через все лицо мужчина, с задорно блестящими глазами.
