Жаль. Этот крысёныш на многое, наверное, вывести мог. Оставалось надеяться, что вся эта банда – творчество покойного уже Кнурова. И не более.
Уж каким Серёга матом покроет «поэта-партизана», когда узнает, как тот ему все подковёрные игры сломал…
– Кроме Светлова там оказались казачий хорунжий и корнеты Изюмского гусарского и Литовского уланского, – продолжал подполковник. – Кстати. С вас романс на мои стихи – помните?
– Прямо сейчас? – слегка опешил я.
– А чего ждать? У вас какие-то срочные дела? – Давыдов был совершенно искренне удивлён. – Ваши люди устроены?
– Да.
– Ну, так о чём речь? Откажетесь от моего приглашения?
Крыть было нечем. Отказаться – обидеть.
Неожиданная встреча
Устроились ахтырские гусары очень даже ничего. Во всяком случае, офицеры: куда они выселили обитателей избы, я выяснять не стал – не моё дело.
Стол не то чтобы «ломился» от закусок и всего остального, но выглядел вполне многообещающе: и мясо жареное, и капустка свежеквашеная, и грибочки в масле… Про бутылки и говорить нечего…
Правда, судя по количеству присутствующих офицеров, похмелье назавтра никому особо не грозило.
– Вадим Фёдорович! – подскочил ко мне парень лет двадцати двух. – Не забуду никогда!
Как я понял – тот самый поручик Светлов. Не ошибся.
– Светлов, Иван Демидович, – поспешил представиться молодой человек.
– Оставьте. Я сделал то, что был должен. Вы поступили бы так же, – дежурный набор слов при данной ситуации. А есть ещё варианты?
– К столу, господа! – поспешил созвать присутствующих Давыдов.
Отреагировали соответственно – минуты не прошло, как все расселись вокруг грубоотёсанного подобия стола.
Выпили. Закусили. Пошла беседа через стол. Вернее «беседы». О «ни о чём». Честно говоря, слушать своих соседей было слегка утомительно. Даже не «слегка». Который год уже в этом времени, а всё привыкнуть не могу…
– Вадим Фёдорович! – с хитрым прищуром протянул мне гитару Давыдов. – Вы обещали.
Вот ё-моё! Ну да ладно – обещал так обещал.
Слегка потрынькав струнами, настраивая инструмент, судорожно вспоминал слова: наверняка ведь напутаю… Ну да ладно:
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
Журбин, конечно, велик. Других песен на его музыку я не знал. Но это… Ещё в юности, как только услышал – был покорён навсегда. Как красиво это звучало в «Эскадроне…»
Присутствующих, кстати, тоже проняло. Сам автор стихов смотрел на меня, образно выражаясь, «квадратными глазами».
Романс лился легко и непринуждённо – настолько гармонично музыка сочеталась с текстом. И даже мой далеко не самый оперный голос не смог испортить романс:
Прошла борьба моих страстей,
Порыв души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей,
Неотразимый, неизбежный…
Ёлки-палки! – подумалось мне. – Это ведь как должна была любимая женщина или девушка «кинуть» блестящего гусара, чтобы он сложил такие строки!
Ох уж эти женщины!
И все тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть, и жизнь при встрече с ней.
Не, Давыдов явно не сильно преуспел в личной жизни – такие стихи нужно выстрадать. Только сейчас я это почувствовал.
Исчезло всё – покой желанный
У изголовия сидит.
Но каплет кровь ещё из раны
И грудь усталая болит…
Присутствующие дождались, пока затихнет последнее дрожание струны, и только после этого зааплодировали.
– Прекрасно! Замечательно!! – улыбнулся мне подполковник. – Но ведь вы обещали спеть на мои стихи…
Не понял… Неужели это ещё не написано? Ну и вляпался! Вот и верь после такого кинематографу…
Я быстро соорудил изумление на своей физиономии:
– А это разве не ваши?
– Ни в коем случае. А с чего вы взяли, что мои?
– О Господи! Прошу меня простить, Денис Васильевич… Просто у меня не было никаких причин сомневаться, что именно из-под вашего пера… Ещё раз приношу свои самые искренние извинения!
– Извинения совершенно излишни, любезный Вадим Фёдорович. Я, право, даже польщён, что вы приписываете мне такой талант. Но стихи действительно не мои. К тому же у меня благодаря Господу нашему в жизни ещё не случалось ситуаций, позволяющих создать подобное, – лучисто улыбнулся гусар. – Если мне и обижаться, так это на то, что вы могли заподозрить меня в афронте на любовном фронте… – Вы ко мне? – это он уже обратился к недавно зашедшему казаку.
А вот этот самый донец, на которого теперь обратил внимание и я, находился в совершенно невменяемом состоянии. Чисто только что получил по башке пыльным мешком из-за угла. Даже к стене привалился. И смотрел не на подполковника, а просто пожирал меня глазами…
Ни фига себе: «волшебная сила искусства»! Или…
Неужели тот самый Толик-Виверр, о котором рассказывал Горский? Вот уж воистину: средь шумного бала…
Хотя всё за этот вариант: и казак, и песня на него произвела впечатление явно не моим мастерством исполнения, музыкой и текстом – ошарашен парень напрочь…
– Так вы ко мне? – уже слегка раздражённо повторил Давыдов.
– Так точно! – слегка встрепенулся мой предполагаемый «одновремянин». – Вам пакет, ваше высокоблагородие!
И протянул подполковнику засургученную бумагу.
– Благодарю! – гусар принял послание и не преминул его тут же распечатать. Но и о своём долге хозяина не забыл:
– Присаживайтесь, хорунжий, к столу. Нам каждый гость дарован Богом…
– Денис Васильевич! – поспешил вмешаться я. – Не позволите побеседовать с нашим гостем наедине? По-моему, у нас имеются общие знакомые.
Благодарный взгляд со стороны казака ещё более укрепил меня в том, что я не ошибся в своих ожиданиях. А Давыдов был слишком занят изучением содержания пакета, чтобы поинтересоваться, с какого это я перепуга до такой степени заинтересовался младшим казачьим офицером.
– О чём речь, Вадим Фёдорович?! Если гость предпочтёт беседу с вами нашему обществу и нашему столу – никаких претензий.
– Только на несколько минут, – поспешил уверить я, прекрасно понимая, что «несколько» минут могут перерасти в десятки.
– Анатолий? – не совсем смело произнёс я, едва закрылась дверь за спиной.
