– Ваше высокоблагородие, – ко мне подъехал Спиридон, – дозвольте предложение сделать?
Я уже настолько одурел, что первой мыслью сверкнуло что-то на тему «руки и сердца». Но мозги ещё не окончательно раскисли. Понял, что предложение отнюдь не матримониальное.
– Слушаю.
– Тут недалече в лесу моя избёнка будет, если, конечно, супостаты не спалили. Может, там обоснуемся? Всё же крыша над головой и печка имеется.
А ведь заманчиво. Только вот нас не три десятка, и даже не сотня, а заявить Денису Васильевичу: «У нас тут хата имеется, так что мы в ней поживём…» – как-то несолидно. И несерьёзно.
– Неужто все в твоём доме поместятся?
– Да помилуйте, я ведь один живу. На пол спать человек десять положить, может, и получится, ну а так… Однако ж, коли ненастье разыграется, так и то лучше под крышей, словно огурцы в кадушке, чем вольготно под дождём и на ветру.
– А от дороги далеко?
– Версты две. И ещё до одной два раза по столько.
Ишь ты! Прямо стратегический объект получается «избушка лесника» – целых две дороги из неё контролировать можно. Базироваться там двумя с лишним сотнями всадников, конечно, полный анреал, но две дороги неподалёку – это серьёзно. Нужно будет обязательно пообщаться с Давыдовым на предмет данной «базы контроля». А пока проверить, как там и что…
– Гафар! – махнул я рукой башкиру. Тот немедленно подогнал своего невысокого конька-горбунка под бок к Афине.
– Сообщи подполковнику, что я временно сверну с дороги – нужно осмотреть дом Спиридона. Запомнил?
Сын степей с достоинством кивнул и, поняв, что дополнительных указаний не будет, отправился передавать Денису Васильевичу информацию.
Надежда на то, что хижина Спиридона окажется целой и невредимой, была весьма хлипкой – мы уже неоднократно проезжали мимо спалённых деревень и хуторов, в которых уцелели только печки. И неважно кто поджигал, сами крестьяне или французы – целого жилья в округе сохранилось ничтожное количество.
– И припасено у меня кой-чего, – продолжал местный Робин Гуд, – медку там, мучицы…
На достижение «пункта назначения» ушло часа два – по дороге-то мы верхами продвигались достаточно быстро, но вот по лесным тропам пришлось идти спешенными, да ещё с лошадьми в поводу. Пешеход по ровной поверхности передвигается быстрее раза в три.
Когда подошли к полянке, на которой стояла Спиридонова избушка (и ещё два сарайчика), уже начинало темнеть.
А неприятный сюрприз не замедлил нарисоваться: из трубы поднимался дымок – в доме кто-то находился.
Причём поблизости не наблюдалось никаких признаков как сторожевого охранения, так и человеческих душ вообще. Ну не могут французы настолько оборзеть, чтобы мирненько сидеть в доме, не беспокоясь за свои жизни. Скорее здесь поселились какие-нибудь крестьяне из близлежащей сожжённой деревушки.
Но рисковать не стал – послал на разведку хозяина дома и Егорку, а сам с Тихоном остался на опушке.
Через четверть часа показался стоящий в полный рост лесовик, и по его жестам стало понятно, что опасаться нечего.
– Ребятишки живут, ваше высокоблагородие, – сразу прояснил ситуацию Спиридон. – Две недели уже как их Осиновку спалили. А они как раз по грибы ходили. Вернулись – дома догорают, родителей нет… Вообще никого нет. Вот и подались ко мне, благо что я Фролку давно знаю.
На пороге дома, словно иллюстрация к рассказу лесовика, стояли двое пацанят: парень лет двенадцати и девочка… семилетняя, наверное. Или что-то около того – никогда не смогу определять возраст ни детей, ни взрослых. Тем более что эти две «жертвы Освенцима» выглядели – краше в гроб кладут. Питались ребята, как выяснилось, в основном грибами. Это в конце-то октября-начале ноября. Я, конечно, по дороге к этому дому заметил несколько лисичек. Грибочки вкусные, но в плане калорий, как и все представители грибного царства, – «хрен, да ни хрена».
Единственно, что радует, – пищеварительный тракт у ребятишек работал, поэтому можно будет им кашу не по ложечке выдавать, а по три… На всякий случай всё-таки лучше по две.
Спиридон тут же отправился расковыривать свой замаскированный схрон с припасами, Егорка пошёл в лес за дровами, точнее за хворостом, Тихон, естественно, нырнул в дом разбираться с печкой, посудой и всем остальным, что необходимо для ужина.
Я, пока ещё не была готова каша, дал детишкам по кусочку сухаря – ну сил не было смотреть на эти обтянутые кожей лица. И практически тут же пожалел о своей торопливости: что парень, что девчонка «всосали» в себя чёрствый хлеб, почти не разжёвывая. Раздробили зубами до приемлемого размера и проглотили. И тут же уставились на меня, ожидая «продолжения банкета».
Фигушки! Теперь ждите, пока Тихон каши наварит. Может, ещё по ложке мёда разрешу до этого, но и то не ранее, чем через полчаса. Не исключено, что я излишне опасаюсь, конечно, но бережёного Бог бережёт…
А в ожидании ужина попытался пообщаться с ребятами. Мальчишку звали Фролом, а девочку Алёнкой. Они действительно голодали всей семьёй, ибо французы реквизировали всё под метёлку, даже семенные запасы. Зиму пережить не надеялись, но по вполне понятной причине семья пыталась выживать, хотя бы пока имелась возможность.
Про белковую пищу вообще говорить нечего – «млеко, курко, яйко» и прочих свиней отобрали в первую очередь. Те, кто не хотел продавать нажитое за предлагаемые фантики, уже неспособны даже пожалеть о своей неуступчивости. Отец ребят оказался разумней. Пытался прокормить семью если и не настоящей охотой (ружья не имелось), то хотя бы подобием на неё: ставил силки на птиц, морды на рыбу в ближайшей речушке, мать с детьми ходила в лес за орехами – грибами – ягодами… Держались, в общем.
И тем не менее какому-то из французских генералов, судя по всему, занадобились рабочие руки для возведения какой-то оборонительной хрени под Смоленском.
Смотрю, Боня уже начинает предвосхищать события. Вроде бы на данный момент ещё не додумались использовать мирное население захваченной страны в качестве рабочей силы. Так, глядишь, скоро и концлагеря появятся.
Кстати: а зачем они и баб с детишками угнали? Зачем деревню спалили?
Дёрнулась мысль о карательной операции, но я её отмёл сразу – не могли ещё оскотиниться до такой степени европейцы, не белокурые «мальчики» Гиммлера всё-таки по нашей земле маршируют и не хазары с печенегами. Как бы галлов партизаны ни допекли, вряд ли они рискнут устраивать столь масштабные зачистки.
Пока мои сомнения метались между различными костями черепа, Тихон уже приготовил ужин – гороховую кашу со шкварками. Не деликатес, конечно, но вполне ничего получилось. За детишек только было слегка боязно: хоть я и приказал им положить пока минимальные порции, горох всё-таки…
Я стал для них врагом чуть ли не хуже французов – изголодавшиеся организмы пацанят интенсивно требовали нормальной пищи, а тут некий офицер встаёт между ними и котлом. Причём, как несложно сообразить, лекции по основам физиологии пищеварения я провести даже и не пытался. Пообещал только, что до ночи они ещё получат два раза по столько.
