– Вы шутите, Атанас?! Ведь вы первый сделали предположение об Игре такого уровня…
– Теперь я думаю несколько иначе.
Жданов с интересом, Ромашин с недоверием посмотрели на Златкова. Ученый слабо улыбнулся, пребывая в благодушном настроении.
– Я неправильно выразился, коллеги. Все мы участвуем в Игре, подразумевая управляющее начало – Игроков. Для нас это нормально. Однако после долгих размышлений и расчетов я пришел к выводу, что мы участвуем в Игре совсем другого плана. – Атанас допил коктейль, пососал дольку лимона – собеседники терпеливо ждали продолжения, – подумал и налил себе третий бокал напитка. – Знаете, Игнат, ваш коктейль действительно чудесен. Я тоже возьму рецепт, если не возражаете.
Комиссар сделал иронический поклон.
– Давно не чувствовал себя так покойно и комфортно, – продолжал Златков, словно не замечая красноречивых взглядов. – Но к теме. Я пришел к выводу, что Игра, в которую мы вовлечены якобы помимо нашей воли, это саморегулирующийся, многомерный, многоплановый, принципиально транзитивный
[24]
, а может быть, и разумный процесс.
На веранде установилась прозрачная тишина. Птицы и те смолкли на какое-то время. Лишь коротко прошелестели листья берез от налетевшего слабого ветерка.
Долго-долго смотрели на ученого двое мужчин, отвечающих за безопасность человеческих коллективов, потом Ромашин тихо проговорил:
– Означает ли это, что Игроки тоже управляемы?
– Вы, как всегда, точны в формулировках, комиссар, – рассеянно согласился Златков. – Я даже скажу больше… Впрочем, чувствую, вы еще что-то хотели сказать?
– Игра как разумный процесс, в результате которого непрерывно изменяется матрица Мироздания, или, иначе, Древо Времен, есть Бог!
Златков поморщился.
– Обычно Бога вспоминают, когда хотят перевести проблему в разряд запредельно сложных. Можно говорить и о Боге, если хотите, как о Творце Игр бесконечной сложности, разбитых на уровни и подуровни. На каком-то подуровне к Игре подключаемся и мы, биологические существа с конечным сознанием. Так вот Творец Игр – сам вне Игры. Вне Древа Времен, которое и есть Его Игра, так сказать, Лила.
– Что такое Лила? – поинтересовался Жданов.
– Индоарийский термин, означающий деяния Бога, производимые им по собственной воле, легко, играючи. Соответствует в принципе тамильскому Тирувилеиядалю – священной игре.
– Я понял! – негромко, с дрожью в голосе, произнес Ромашин, совершенно не стыдясь своих чувств. – Но ведь если мы осознали уровень своего участия, не означает ли это, что мы можем из Игры… выйти?!
– Наверное, можем, – кивнул Златков.
– Каким образом? – теперь уже не удержался от удивленного восклицания Павел Жданов. – Как предлагал комиссар – собрать всех Ждановых и других исполнителей в кучу и объяснить им смысл происходящего?
Златков покачал головой.
– Вряд ли это возможно – собрать всех. Но и какого-то количества исполнителей будет достаточно. Нужен очень простой и легко реализуемый шаг… в принципе я знаю, какой. Но еще не просчитал последствий. Могу только намекнуть: необходимо использовать два агрегата – наш Ствол и Контрствол, только совсем по-иному, для других целей.
Во взглядах сотрудников службы безопасности, обращенных на ученого, легко читались сомнение, надежда, недоверие и жажда все выяснить до конца, поэтому Златков добавил с насмешливой кротостью:
– Надеюсь, вы не станете пытать вашего покорного слугу, дабы выбить из него показания?
Жданов рассмеялся, улыбнулся и Ромашин.
– Атанас, мы не «хирурги»… – Он виновато взглянул на Павла, но тот не обиделся, хотя Игнат имел в виду его хозяев. – К тому же вы доказали, что обладаете колоссальной силой воли, коль смогли отстроиться от программы. Нет, мы подождем, пока вы сделаете все необходимые расчеты. Однако вы, говоря обо мне, о точности моих формулировок, обмолвились: «Я даже скажу больше…» Что вы хотели сказать?
– Да ничего особенного, – пробормотал Златков, уходя мыслями в себя. – Вы не учитываете одно важное обстоятельство: каждая игра требует наличия не только двух игроков как минимум, но и судей, контролирующих соблюдение законов игры. Поразмышляйте над этим. Вы же, Игнат, паранорм, каких мало, иначе чем объяснить ваше постоянное опережение событий, точность представлений, знание законов Игры? Вы находитесь в почти постоянном инсайте
[25]
, хотя и не осознаете этого. Иными словами, вы слышите голос Бога. Ну, или Судьи, если хотите.
– М-да… – протянул Жданов неопределенно, глядя на застывшего комиссара. – Ну и как относиться к вам теперь, господин Ромашин? Я тоже паранорм, но еще ни разу не слышал голос Бога. А тем более Судьи.
Игнат не ответил, ошеломленный предположением Златкова, и Жданов обратился к ученому:
– Вы кого хотите сведете с ума, Атанас. Кстати, в свете ваших последних утверждений, что есть трансгресс?
– Вы уже и сами догадались, по-моему. – Ученый очнулся, поставил бокал на столик, встал. – Извините, мне пора идти. Благодарю за угощение и приятную беседу.
– Я провожу, – встал и Ромашин, обретая былую выдержку. – Вызвать такси?
– Не надо, здесь всего две сотни метров до стоянки монорельса, хочу прокатиться до метро над лесом.
Поклонившись, Златков сошел с веранды на траву и пошел через рощу к дорожке, ведущей между другими коттеджами к метро и аэровокзалу Смоленска. Когда он скрылся за деревьями, Ромашин повернул голову к Павлу и встретил его ставший непроницаемым взгляд.
– Итак, комиссар, на чем мы остановились?
– На том же. Надо думать, прикидывать, считать. А что такое трансгресс в свете атанасовских высказываний?
– Если я его правильно понял, трансгресс – всего-навсего судейская система контроля. Просто мы видим ее под углом наших материальных представлений, вот она и упрощается для нас в «линию связи», в «парамост пространственных перемещений». Но если я прав, то любой судья имеет возможность в любой момент вызвать трансгресс и… – Жданов не договорил.
Среди берез бесшумно выросла ажурная серебристая труба, тающая высоко в небе.
Двое мужчин, одинаково пораженные зрелищем, смотрели на нее, оценивали полученное знание. Наконец у Ромашина созрел вопрос:
– Интересно, кто мы с тобой, Павел?
Жданов покачал головой, с любопытством и каким-то странным сожалением оглядел Ромашина с ног до головы.
– Мне почему-то кажется, что вопрос надо ставить иначе, комиссар. Кто вы?! Я-то уж точно к появлению трансгресса не имею никакого отношения.
