Все сразу же пошло вкривь и вкось. Так бывает, если пропустить предоставленный судьбой единственный шанс.
Буквально через несколько минут прямо по нашему курсу появилась вторая эскадра противника. Нам пришлось резко снижать скорость, отворачивать. Но теперь они получили возможность вести заградительный огонь по траектории нашего полета.
Осколки, дым, облака разреженного газа от их ракет — все представляло для нас смертельную опасность на той скорости, на которой шел «Рендболл». Защита едва справлялась с нагрузками. Нам пришлось еще больше тормозить, и это уже было началом конца. Мы проигрывали схватку.
Я поднялся из-за своего пульта.
— Мы сделали все, что было возможно. Во избежание ненужного кровопролития предлагаю сдаться.
Лицо Ларсона исказилось от бешенства.
— Вы завлекли нас в эту мясорубку, а теперь хотите сдать в лапы Комора? Это предательство!
— Бой еще не окончен. Попробуйте командовать в одиночку. Возможно, у вас это получится лучше. На военном корабле не может быть двух капитанов.
Я не чувствовал ни раскаяния, ни сожаления, только безмерную усталость и опустошение. Я сделал все, что мог. Дальнейшее участие ничего не меняло.
Нас окружили, сжали силовыми полями. Сейчас объединенная мощность коморских кораблей намного превосходила нашу. Мы лишились свободы маневра. Им осталось лишь выслать группу захвата.
Я вышел из рубки, на секунду задержавшись у двери и молча попрощавшись взглядом со своими недавними боевыми соратниками. Меня не покидало чувство, что и вижу их в последний раз. Бойня, которую они наверняка позволят устроить здесь Ларсону, меня уже не касалась.
Лифт застрял на четвертом ярусе. Он всегда застревал здесь, и дальше нужно было спускаться по захламленной искореженной лестнице. Для того чтобы осмотреть такой огромный и запущенный корабль, как «Рендболл», даже специальным поисковым роботам потребуется несколько дней. До прибытия на коморскую базу в эти отсеки никто не войдет, и я заранее позаботился о том, чтобы из центральной рубки нельзя было перекрыть подачу сюда воздуха и энергии. Здесь все было автономным.
Маленький, изолированный от остального корабля мирок. Некий тайный уголок, пещера на железном необитаемом острове, несущем в себе одну смерть.
Я нашел и оборудовал это место еще до начала восстания, в те дни, когда поправлялся после болезни. Даже Стриму я о нем не сказал. Возможно, из-за своего извечного недоверия, из-за привычки оставлять за спиной какой-то резерв.
Теперь это мне пригодилось.
Стрим не захотел раскалывать команду на два лагеря, поддержал Ларсона, хотя вначале я был уверен, что он ни за что не согласится с передачей корабля Тетрасоюзу. Сейчас все наши внутренние интриги потеряли всякое значение.
Зато хорошо оборудованная потайная каюта сослужила для меня свою службу.
За те несколько часов, пока я отсутствовал, здесь ничего не изменилось. Илен даже свой саквояж не открыла и сидела, сжавшись в комочек, в огромном холодном кресле. Рядом на столе лежал портативный излучатель, который я оставил, убедившись предварительно, что это оружие ей знакомо. Сразу после старта «Рендболлу» навязали бой. Мы и поговорить как следует не успели. Теперь оба чувствовали себя скованно, но ей, конечно, было намного трудней.
Неопределенность ее положения здесь, безобразная сцена, свидетелем которой я стал, неуверенность в собственной безопасности — все это повлияло на ее состояние. Я слишком хорошо знал, каково это — сидеть одному в металлической коробке каюты, прислушиваясь к малейшему шороху. Я не мог ни успокоить ее, ни обнадежить, понимая, что если хочу хоть как-то исправить эпизод в лимской гостинице, с которого началось наше знакомство, я должен остерегаться даже намека на ложь, из каких бы благих побуждений ни возникало желание скрыть от нее правду.
— Что там происходит? Вам удалось прорваться?
Я отрицательно покачал головой.
— Мы проиграли. Через несколько минут на корабле будет полно коморских солдат.
Она вскочила, схватила свой саквояжик…
— Не спеши. Сюда они доберутся не скоро.
— Что ты собираешься делать? Что с нами будет?
— Если понадобится, мы уйдем на нижние ярусы, там старые склады, которыми не пользовались уже давно, там нас никто не найдет, да и об этом месте никто не знает. Вся эта палуба покинута много лет назад.
— Как долго мы сможем скрываться?
— Я думаю, до тех пор, пока «Рендболл» не приведут на одну из коморских баз. В любой момент, как только ты этого захочешь, ты можешь подняться в жилые отсеки. Мне кажется, тебе не грозит даже арест.
— Ты, наверно, жалеешь, что взял меня с собой?
Я молча опустился рядом с ней и осторожно обнял, словно стараясь защитить от пронизывающего холода, внезапно поползшего к нам от этих железных стен, как только я сказал, что ей не грозит арест от коморских охранников. Она отстранилась, и я не обиделся, понимая, что еще слишком свежи ее воспоминания о «Хитаке».
— Мне так хотелось уйти от всего этого! Уйти и забыть. Но это невозможно. Все, что мы сделали, идет вслед за нами.
— Ты о чем?
— О Коморе, о Тетрасоюзе. Обо всей грязи, пропитавшей наше общество. Знаешь, я ведь тебе не все сказала… Я не случайно оказалась на «Хитаке».
— Я давно догадался. Ты можешь не продолжать.
— Нет. Ты должен знать все! Раз уж ты согласился взять меня с собой в такой момент, когда любой другой мужчина на твоем месте мог чувствовать лишь презрение.
Я чувствовал только нежность и боль и бесконечное сожаление о том, что нас сблизили интриги чужих нам людей, взаимная подозрительность, ложь и игра.
— Если удастся выбраться живыми из этой передряги, мы начнем все сначала и, может быть, тогда у нас получится лучше.
Многие мужчины, оказавшись в моем положении, говорят то же самое. Но я не мог припомнить ни одного случая, когда бы новое начало получилось удачным.
Старые раны слишком живучи…
— Все равно я должна рассказать тебе все. Что бы ни случилось потом, ты должен знать хотя бы это. — На секунду она замолчала, словно собираясь с силами, и я, до этого слушавший ее вполуха, сразу же насторожился. — На «Хитаке» была еще одна ловушка, о которой вы так и не догадались. Конечно, прежде всего они хотели задержать вас до подхода флота, но для страховки подготовили и новое изобретение Коморской компании — портативную газовую бомбу. Бесцветный газ, не имеющий запаха, засасывается корабельным регенератором и вступает в реакцию с его фильтрами. По всем воздуховодам начинает поступать ядовитое соединение… Команда на шесть часов выходит из строя…
— Почему же бомба не сработала?
— Потому, что это не все… Если бомба сработает раньше времени, «Рендболл» станет неуправляемым, появлялся риск потерять корабль в над-пространстве, а этого они хотели избежать любой ценой.
