— Как жаль! — огорчилась Лилия, сморщив нос. — Я поздно узнала, а так хотелось успеть.
Кирилл промолчал, подумав, что ее присутствие не принесло бы радости никому из его родных и близких. Никто из них не знал причины ее ухода от него, все осуждали жену и не жаждали с ней встреч. Все, кроме него самого.
Лилия усмехнулась:
— Ты не впустишь меня?
Кирилл очнулся, безмолвно отступил в сторону. Потом выглянул на улицу, ища глазами машину или какой-нибудь другой транспорт, на котором прибыла Лилия, ничего и никого не увидел и закрыл дверь.
В горнице сильно пахло смолой, на полу еще лежали еловые ветки. Гостья сбросила шубку и осталась в серебристо-белой пушистой водолазке, обтягивающей высокую грудь, и бежевого цвета, с черными кистями, юбке. Кирилл предложил ей теплые тапочки, которые баба Уля держала специально для гостей, и Лилия сбросила кремовые сапожки почти без следов снега. По-видимому, ее высадили у дома Тихомировых и машина сразу уехала. Хотя Кирилл и не слышал мотора.
— Чай, кофе? Могу сделать глинтвейн.
— Я не замерзла. Но от глинтвейна пожалуй, не откажусь.
Кирилл отмерил в необходимых пропорциях ингредиенты для напитка: красное сухое вино бордо, сахар, корица, гвоздика и две дольки апельсина и лимона, подогрел вино, смешал все и подал гостье в фарфоровой чашке — бокалов у бабы Ули не водилось издавна.
Лилия взяла чашку обеими руками, отхлебнула, поискала глазами, где бы сесть, и Кирилл усадил ее в свое кресло. Когда-то и ей нравилось сидеть в нем, забравшись с ногами, в те времена, когда они вместе приезжали погостить на родину Тихомировых.
Словно подслушав его мысли, она поджала ноги и с удовольствием расположилась в кресле, сразу придав уют и законченность интерьеру комнаты.
— Ты один? — Лиля подняла взгляд на хозяина, севшего на стул у круглого столика, стоявшего по центру горницы.
Кроме стола, кресла, трех стульев и кровати, здесь еще стояли этажерка с книгами, платяной шкаф, подставка с телевизором «Енисей» — подарком Кирилла, и прялка, чей возраст не уступал бабушкиному. На стене висели оленьи рога и старые фотографии в рамочках — своеобразная история рода. Кроме рогов и фотографий, на другой стене, между окнами, висел репродуктор времен Отечественной войны, а в углу красовалась старинная икона в серебряном окладе — божья матерь с младенцем на руках.
— Один, — с запозданием ответил он, понимая, о чем идет речь.
Лилия оценила его заторможенность, улыбнулась с какой-то странной грустью.
— Не ожидал?
— Нет, — честно признался Кирилл.
— Почему не женился?
— Не нашел пары.
— Может быть, плохо искал?
— Ты же знаешь, что это бесполезно. Женщина, необходимая как воздух, встречается на пути только раз. Мне не повезло, что это была ты.
Лилия с любопытством посмотрела на собеседника.
— Раньше ты говорил другое.
— То было давно. Я был молод и влюблен.
— А сейчас разлюбил?
Кирилл промолчал, ловя себя на мысли, что не знает ответа на этот вопрос. Но представить, что Лилия снова с ним, было трудно.
Подождав ответа, гостья сделала вид, что ничего особенного не заметила. Взгляд ее упал на затрепанный томик Некрасова на столе. Она взяла его в руки, перелистнула и прочитала со значением:
За личным счастьем не гонись
И богу уступай, не споря…
— Говорят, ты работаешь в другом месте. Это правда?
— Правда.
— Почему ты решил уйти из своей сверхсекретной конторы?
— Расформировали одну из служб, счел за благо уйти в отставку.
— Но ведь и новая служба — тоже разведка?
Кирилл внимательно посмотрел на женщину. Она не спрашивала, она знала о месте его новой работы, хотя выяснить это было довольно сложно, не имея доступа к кадровой службе ФСФР.
— Ты неплохо информирована для обыкновенного бухгалтера.
Лилия засмеялась.
— А может быть, я уже главный бухгалтер.
Заметив, как неприязненно сжались губы Тихомирова, она перестала смеяться, добавила виноватым тоном:
— Извини, шутить в такой день грешно. Жаль, что ушла баба Уля. Я ее тоже любила. Кристальной души был человек.
Помолчали.
Потом Лилия допила глинтвейн, поставила чашку на стол, остро пригляделась к лицу Кирилла.
— А ведь ты, похоже, не простил… ведь так?
Кирилл стиснул зубы, чтобы не наговорить лишнего. Прошлое всколыхнулось в душе с такой силой, что заныло сердце.
Лилия понимающе качнула головой, усмехнулась сквозь все ту же странную грусть и боль.
— Похоже, шансов у меня нет.
— У нас разные жизни, — с трудом разлепил губы Кирилл.
— Наверное. Ты не хочешь спросить, как я живу?
Он посмотрел ей в глаза, но прямого взгляда не выдержал, отвернулся. Сказал глухо, понимая, что выглядит неуверенно:
— Нет!
В своих мечтах он не раз проигрывал ситуацию возвращения жены, но там все было так романтично и празднично, можно сказать, торжественно, что едва ли могло реализоваться в жизни. И он не был уверен, что простил жене ее увлечение. Он тогда уехал в Германию и год не возвращался, выполняя задание, требующее полной самоотдачи. Но она этого не поняла и демонстративно подала на развод…
— Что ж, значит, не судьба, — сказала она с грустной улыбкой, превращаясь в прежнюю Лилию, властную и своенравную. — По правде говоря, я тоже редко вспоминала тебя, такого прямого и твердого. Мой второй муж ни разу не дал мне повода сомневаться в нем.
— А я давал?
— Во всяком случае, ты никогда не делился со мной своими заботами, никогда не спрашивал меня, чем я занята… — Она прервала себя. — Впрочем, зачем я тебе об этом говорю?
Кирилл отвернулся, помолчал.
— Кто твой муж?
— Он недавно погиб… при странных обстоятельствах. Авария на шоссе, взорвался бензовоз… я чудом осталась жива… Сообщаю не для того, чтобы ты сочувствовал.
— Прости…
— Кстати, я до сих пор не уверена, что была тогда виновата перед тобой. Если бы ты захотел, ты бы меня понял.
Она потянулась, вылезла из кресла, так что в разрезе юбки мелькнуло красивое бедро; фигура у нее была все такой же прекрасной, вызывающе женственной и влекущей.
— Прощай, полковник.
Он тоже поднялся.
— Куда же ты на ночь глядя? Оставайся, места хватит.
Она покачала головой.
— Меня ждут. К тому же у меня неприятности, не хочу, чтобы они отразились на твоей праведной жизни. Если бы ты этого действительно хотел, я бы осталась. Спасибо за глинтвейн.
