В его речи слышался явственный акцент, но говорил старик по-русски просто, легко.
– Вы не справитесь, – покачал он головой. – В темноте, в лесу... Завтра мои сыновья приедут. Они помогут. Они механики. В городе работают...
– А что же нам сейчас делать? – робко спросила Юлька.
– Пойдемте на хутор, чай пить. Меня зовут Юкки. Здесь совсем недалеко. – И он махнул рукой куда-то в чащу.
– Не хотелось бы создавать неудобства... – начал я.
– Я один живу. Так, редко ко мне сыновья приедут или случайно кто-то заедет. Вот как вы. За машину не бойтесь. Это совсем заброшенная дорога.
– А кстати, тут до шоссе далеко? – Спорить по поводу заброшенности я не стал.
– Ну. – Старик потер небритый подбородок. – Наверное, не очень. Километров двадцать.
«Ни фига себе заехал», – подумал я.
– Пойдемте, пойдемте. – Юкки включил фонарь и исчез за деревьями. – Пойдемте.
Мы переглянулись. Юлька скорчила просительную физиономию. Ей совсем не улыбалась перспектива ночевать в машине.
– Ну, хорошо, – кивнул я. – Окунемся в народ... – Юлька радостно подпрыгнула.
Старик был явный абориген. Из тех, что знают в лесу каждую кочку, низко свисающую ветку и корягу. Впрочем, может быть, он просто видел в темноте. От человека, живущего черт знает где в лесной чаще, этого вполне можно было ожидать.
Некоторое время мы шли по лесу, иногда цепляясь одеждой за сучья, спотыкаясь о кочки. Фонарик деда прыгал впереди, как зайчик.
– Откуда он узнал, что мы русские? – шепотом спросил я у Юльки.
– Ну, ты даешь! – удивилась она. – Твой мат-перемат на несколько десятков километров был слышен.
– Да ладно, русский мат – это достояние мировой общественности. Я не удивлюсь, если в сортире какого-нибудь Зимбабве можно найти знакомые надписи.
– Возможно. Однако настолько виртуозно обращаться с этим мировым достоянием способен только один народ. Ты лучше спроси, откуда он так русский язык знает?
Впереди, в пятне света, мелькнула калитка.
– Мы пришли! – крикнул Юкки.
Странно, но хутор встретил нас тишиной. Собаки, обычные животные для затерянного в лесах жилья, не лаяли. Расположенный неподалеку от дома сарай молчал, хотя обычно животные чувствуют вернувшегося хозяина и так или иначе дают о себе знать. Фыркнет лошадь, коротко замычит корова, завозится в своем загоне свинка. Незаметные, понятные только посвященным знаки, которыми обмениваются жители хутора.
Но сейчас на дворе стояло молчание. Не было даже вездесущего запаха навоза. Только светилось желтым низенькое окошко.
– Заходите, – позвал старик, открывая дверь.
Он наклонился, юркнул внутрь. Раздался щелчок. Вспыхнул свет.
Я с трудом протиснулся в невысокий дверной проем. Попытался распрямиться и треснулся головой о потолок.
– Елки!
– Ох, осторожно! Извините, забыл предупредить, – запричитал Юкки. – Дом сильно просел в последнее время. Совсем старый, мне уже не по силам за всем успеть. Сами понимаете, возраст требует ухода. Что для дома, что для человека…
– Ой, как мило, – прощебетала за моей спиной Юлька. – Тут всё такое маленькое…
– Когда-то было большое, – гордо ответил старик. – Когда я сам был высокий, стройный. И дом у меня был такой же. Самый лучший дом в округе. Сейчас всё не так. Проходите…
Он нырнул куда-то в полумрак, Я осторожно, не разгибаясь, проследовал за ним. Юлька что-то пищала сзади, обнаруживая на стенах разнообразные предметы стиля виллидж, подковы, хомут, деревянные вилы.
Внутри дома было на удивление просторно. Миновав двери, я потерял из виду потолок. Слабый, ватт на двадцать пять, светильничек не справлялся с темнотой, а только, казалось, углублял ее, придавал контраст.
Юкки уже сидел за столом, разливая парящий кипяток по кружкам. Старик улыбался, отчего лицо его становилось похоже на печеное яблоко, морщинистое и мягкое.
– Садитесь, садитесь.
Я кивнул и осторожно поднял руку. Ладонь ушла куда-то в темноту, так и не нащупав потолка.
Ничего себе, дом просел.
При свете хиленькой лампы не было видно даже стен. Только окно и бревна, расходящиеся в стороны.
– Садитесь, садитесь, – снова повторил Юкки. – Тут есть варенье малиновое. И блины. Моя старуха испекла. Она спит уже...
– Не разбудим? – спросил я, осторожно присаживаясь к столу.
– Нет, нет. Она спит в другом... в другой комнате. Наверху. Не разбудим.
Юлька что-то пыталась рассмотреть в темноте.
– Что ты там ищешь? – поинтересовался я.
– Тут печь, – зачарованно ответила она. – Большая.
И действительно, из полумрака выступала огромная, толстобокая русская печка. Странным было то, что раньше я словно бы и не замечал ее.
– Я люблю гостей, – невпопад сказал Юкки. – Тут не часто встретишь людей. Но гости всё-таки бывают. Леса тут дремучие...
– Как мы заблудились, не пойму, – пожал плечами я. – Вроде бы никаких поворотов не было. Ехали всё время прямо.
– Хотели сократить?
Я кивнул. Взял кружку. Чай ударил в ноздри крепким ароматом. Сразу захотелось пить.
– Так бывает, – понимающе покачал головой старик. – В этих лесах всё бывает. Наверное, единственное место в Финляндии, где можно заблудиться. Сейчас всё по-новому делают. Перестраивают, чтобы всё было красиво, безопасно. Прямые дороги. Прямые стены. Белые потолки. Наверное, это хорошо. Дома становятся чистыми. Никаких тараканов. Никакой зверь из леса не зайдет... Это называется евронормы.
– Если не ошибаюсь, это для туристов...
– Да, конечно. Но какому туристу интересно чувствовать себя везде как дома? Многим хочется почувствовать себя на настоящей природе. Чтобы настоящий медвежий угол. Природные запахи. Не санитарно...
– Антисанитария, – поправил я.
– Да, да. А теперь всё переделывают.
– У вас тут туристический домик? – догадалась Юлька.
– Пока нет, – чуть грустно ответил Юкки. – Но когда-нибудь будет. А мне не хочется. Я люблю, чтобы всё было по-старому. Таких мест осталось очень мало. – Он отхлебнул из кружки и подвинул ко мне тарелку с блинами. – Угощайтесь. Не надо стесняться.
– Ой, блины! – Юлька радостно плюхнулась на скамью.
– Кушайте, – улыбнулся старик.
Блины были горячие. Масляные. Так бывает, когда их только-только сняли со сковороды. В этом была странность. Очередная. Но варенье было таким вкусным, а блины такими свежими...
– Недавно у меня был гость. Один финн. – Юкки обратился ко мне. – Он уже очень старый. Путешествует, очень много путешествует. Очень давно. Знаете, у меня сложилось впечатление, что он вас знает.
