Лушкин лежал на соседней койке, рядом с летчиком-капитаном, которого в сутолоке сбил наш же противовоздушный комплекс «С-400». Катапультировавшемуся и поломавшему всё подряд летчику было совсем хреново, он матерился и стонал, а Лушкин тихонько радовался, что и жив остался, и какие-то денежки в виде компенсации по контракту получит... Он после войны мне письмо написал: что дочка родилась, что сам работает у китайцев на газопроводе и неплохо получает. Я написал кратенький ответ, и на этом переписка закончилась.
А может, и не закончилась. Просто я, как дурак, в Грузию поперся. Но это уже другая история.
4
За время моей беседы со следователем одиночка превратилась в «двушку». На верхней полке лежал крупный дядька в фуфайке и напевал себе под нос что-то заунывное. Завидев меня, он обрадовался, обрушился вниз и, высморкавшись, протянул мне ладонь:
– Константин.
– Валерик, – сказал я, пожимая эту грязноватую мозолистую граблю.
– А фамилия моя интересная – фамилия моя Горбачев, – продолжал Константин, тряся мою руку.
– Не родственник?
– Бог миловал.
– А за что запрессовали?
Мы сели на койку.
– Да ни за что, – заулыбался Горбачев. – Памятник взорвал.
– Который?
– Да Путину. Что возле шпалопропиточного стоял.
– Да ну?! Сам?
– Сам.
– А взрывчатку где надыбал?
– У вояк на самогонку выменял. Мало было самогонки, а то бы я его вообще на хрен по окрестностям разнес. А так только уронил, да голова отвалилась.
– Оппозиция, стало быть...
– Какая к бесу оппозиция. Заманал, прямо напротив стоит, я живу там, знаешь, где раньше на первом этаже винный был?
– Представляю.
– Ну вот. Встал с похмелья, башка трещит, во рту будто коты навалили, а тут еще он стоит... Я и пошел к воякам. А сам-то откуда? Чего сел?
– Под облаву попал, – соврал я на всякий случай. – А сам – безработный.
– Я тоже. А раньше, представь, водилой работал.
– А возле завода холодильников не ты взорвал?
– Не, какой-то другой мужик. Да их столько повзрывали за последний год, что не упомнишь. Одно время, помню, Лениных взрывали. А сейчас – Вованов. И ведь ремонтируют. Откуда только деньги на эту хрень находят?
– Ну, на хрень всегда находят...
Я примерился было снова подремать, а что ж еще делать-то, но появился мой друг капитан.
– Спать целишься? – спросил он. – Не выйдет. Пошли на допрос.
– Только с допроса, – развел я руками. – Или он забыл что?
– Иди давай, – поморщился капитан. Устал, видно, замотался, даже не стукнул. – Нечего тут вопросы задавать.
Я пожал плечами и пошел, куда вели. Неожиданно обретший и вновь потерявший собеседника мужик с сожалением проводил меня взглядом. Хороший, видать, дядька, хотя и с дурью.
Но повели меня уже не к следователю, а вовсе в другое место. Кабинет был почище и поуютнее, с кожаной мебелью и бархатными шторами на окнах. Следователь, или кто он там был по должности, тоже отличался от Аркадия Борисовича дорогим костюмом и откормленной внешностью. Судя по морде, он тянул минимум на подполковника, тогда как Борисыч был, скорее всего, задроченный старлей или капитан.
– Садись, Птахин.
Я сел.
– Ну что, друг ситный? Черножопого побил?
– Побил, – кивнул я.
– Правильно сделал, – заулыбался подполковник. – Чаю хочешь?
– Не откажусь.
Подполковник нажал кнопку селектора и сказал:
– Два чая и бутерброды.
Такой разговор мне нравился, хотя я просек, что подполковник явно из спецслужб. Типичные их прихваты. Вот сейчас и начнется настоящая беседа, из-за которой меня сюда притащили. А Борисыч был так, для проформы. Рутина.
Молодой лейтенант принес на подносе два стакана чаю с лимоном и тарелку с бутербродами. Подполковник придвинул бутеры поближе ко мне, сам взял с сыром, откусил половину и с набитым ртом произнес:
– Ты, Птахин, дельный малый. Танкист. Медали вон, ордена. – Он двинул подбородком, словно медали и ордена висели у меня на куртке. – Повоевал. Я сам с хохлами цапался, знаю, как там было... Куда дел-то?
– Цацки?
– Ну. Продал?
– Кто бы купил, я-то продал бы... Наштамповали добра, даже на выпивку не сменяешь. Валяются где-то.
– М-да... Ешь, ешь, не отвлекайся.
Я не особенно и отвлекался. Бутерброды с сыром, колбасой и ветчиной быстро исчезли с тарелки. Толковые были бутерброды, толстые. Я допил чай и сказал:
– Спасибо, гражданин начальник.
– Ну, пусть я буду для тебя товарищ Старостин, – ответил подполковник, хлюпнув чаем.
– Товарищ? Не господин?
– Господа сам знаешь где сидят...
– Хорошо, товарищ Старостин. Вы вот сами сказали, что я – малый дельный. Тогда уж я сразу спрошу: что хотите-то от меня?
– Пока прокачали немного, и всё, – сознался Старостин. – Мужики в КПЗ...
– Ваши, что ли? – удивился я.
– Нет, настоящая урла. За бутылку денатурата. Наших ты, полагаю, так легко не раскидал бы. Да и не убивать же тебя хотели, а проверить...
– А во дворе?
– В каком дворе? – удивился на сей раз Старостин.
– Ладно, проехали... И зачем я вам такой нужен?
– Я же сказал: дельный малый. С опытом. Мы, собственно, тебя заметили, когда ты еще свою гуманитарку стерег. Но опоздали. Теперь твоя задача – не сделать глупость и не смыться.
– А подробнее?
– Подробнее тебе? Короче, последний медицинский осмотр у вас проводился... э-э... по-особенному. Был наш специалист, которого интересовали весьма специфические показатели. Ты подошел.
– То-то, помню, какие-то проводки мне только что в задницу не совали... Выходит, я – супермен? Бэтмен? Или мутант?
– Не супермен и не мутант, Птахин. Просто нужный нам человек. И теперь думай, хочешь ты и дальше лазить по закоулкам, пока не прирежут или не сядешь, или ухватишь за хвост птицу-удачу.
– А что за птица? Понимаете, товарищ Старостин, я на своем веку уже много раз эту удачу за хвост хватал, а она, сволочь, мне в ладошки обсиралась.
Старостин радостно засмеялся.
– На этот раз всё серьезно, – сказал он. – Работа для тебя привычная – идти-стрелять, компания, надеюсь, подберется хорошая... Готов?
– Готов, – сказал я самым честным образом. – Почему бы и нет.
