– «Обычай непохвальный и достойный уничтоженья». – Рашид посмотрел на нас, словно чего-то ожидая, а потом едва ли не простонал: – Ведь это же из «Гамлета»! Все знают «Гамлета»!
– Я знаю только одно, – сказал я, – любой мужчина в нашем поселке попытается убить нейт, стоит ей у нас появиться. Впрочем, некоторые женщины тоже, – добавил я, подумав о Каппи.
– Варварство, – буркнул он. – Лишь из-за того, что кто-то не такой, как другие…
– Нейты сами решили быть «не такими», – прервал я его. – Они знают закон тоберов, но тем не менее отказываются выбирать пол. Патриарх говорил, что стать нейт – то же самое, что стать вором или убийцей. Но нейты еще легко отделываются по сравнению с другими преступниками. Их не секут розгами, не заковывают в цепи, не казнят – просто изгоняют прочь и говорят, чтобы они больше не возвращались.
– Какое великодушие! – прошипела Стек. – Нас гонят в глубь полуострова, в непонятные нам города, где нас презирают и считают уродами. Нас избегают друзья, нас разлучают с нашими любимыми и детьми…
– Стек, хватит! – Я никогда не слышал, чтобы Лита столь резко повышала голос. Обычно я считал наших жриц скромными, тихими женщинами, но сейчас она набросилась на Рашида, упершись пальцем в его зеленый пластиковый нагрудный щиток. – Ты говоришь, будто не хочешь ни во что вмешиваться, мастер Рашид, лорд Рашид, или как тебя там… но ты уже вмешиваешься в наши дела. Сейчас я должна была исполнять танец в честь солнцеворота. Я должна была принести добро миру, вместо того чтобы тратить время на чужаков, которые только всем мешают!
– Танец в честь солнцеворота! – проговорил Рашид, с восторгом беря ее ладони в свои руки в перчатках. – Чудесно! Стек, отойди, дай им место. Да, мне следовало заметить – стручки, ромашки, что-то там в волосах у молодого человека… очень красиво, очень естественно. Чисто пасторальный мотив. Современное язычество порой может выглядеть просто очаровательно, согласна, Стек? Ощущение чего-то домашнего, сельского, исконного. Насколько я понимаю, этим танцем у вас сопровождается смена времен года? Или его цель какая-то иная?
– Нет, – ответил я, однако Лита и Стек хором заявили:
– Да.
– На самом деле, – попытался настоять я, – нам не следует об этом говорить, правда, Лита? В женской религии наверняка есть какие-то запреты, не позволяющие делиться тайнами с посторонними?
– Нет. – Жрица покачала головой. – Тайны свойственны лишь мужчинам.
И она начала излагать Рашиду всю историю Госпожи Ночи и Господина Дня и о том, что Земля может сгореть в пламени, если она не станцует, чтобы сместить равновесие от света снова к тьме. Рашид достал из отделения на поясе своих доспехов блокнот и стал что-то торопливо записывать, то и дело бормоча: «Восхитительно!» или «Великолепно!» Что еще хуже, нейт тоже принялась комментировать, снисходительным тоном вещая о ежегодном флирте Господина Ветра с Госпожой Листвой или о постоянных злоключениях Госпожи Ночи, всегда начинавшихся с того, что кто-то говорил: «Хочешь, я достану тебе звезду с неба?..»
Лично мне хотелось залезть в костер и сгореть дотла. Мало того что приходилось выслушивать заявления жрицы, будто она лично ответственна за солнцестояние, так еще и эта тварь сообщала идиотские версии старых добрых историй…
Да, всем хорошо известно, что выставить богов в смешном свете совсем нетрудно. Достаточно лишь доли сарказма, немного преувеличений и желания быть вульгарным. Вместо того чтобы продекламировать: «Госпожа Листва облачилась в свои ярчайшие одежды в тщетной попытке вновь разжечь страсть Господина Ветра», можно просто сказать: «Госпожа Листва вырядилась как последняя шлюха, но у Господина Ветра все равно на нее не встало».
Но это чересчур по-детски. Так может вести себя тринадцатилетняя девочка, желая показать мальчишкам, на какие дерзости она способна. Когда становишься старше, начинаешь содрогаться при воспоминании о своих словах и поступках; впрочем, даже если тебе известно, что смена времен года происходит из-за наклона оси вращения планеты к ее орбите вокруг Солнца, старые истории все равно что-то для тебя значат. Почему бы не исповедаться Госпоже Ночи, когда не можешь понять причину постоянных неудач в любви? Может быть, она и не самая мудрая, зато умеет хранить тайны. А выходя в море на лодке, ты по десять раз на дню беседуешь с Господином Ветром… естественно, уважительно, ибо у него дурной характер, но если хорошо попросить, он может подарить тебе легкий бриз или лишние полчаса до начала шторма.
Боги – это не шутка; они каждодневно ходят среди нас, только мы далеко не всегда их замечаем. И оскорбить их – то же самое, что оскорбить свою семью.
– Не буду больше тебя задерживать, – сказал наконец Рашид. – Продолжай свой танец.
К тому времени я сидел спиной ко всем троим, пытаясь делать вид, будто не слышу их беседы. Собственно, почему я до сих пор был здесь, вместо того чтобы бежать в поселок и сообщить о нейт? Впрочем, если бы кто-то меня спросил, я мог бы сказать, что не хотел оставлять Смеющуюся жрицу одну с чужими, что я хотел понаблюдать за ними и послушать, о чем они говорят, пока не пойму, что у них на уме. Но на самом деле Каппи лишила меня шанса совершить благородный поступок, и вряд ли стоило надеяться на то, что новая возможность подвернется. Так что я попросту убивал время, тыкая в огонь палкой. Я смотрел, как палка вспыхивает, затем гасил ее, воткнув в землю, затем снова совал в костер. Развлечение было не слишком захватывающим, но другого все равно не находилось. На плечо мне опустилась чья-то рука – Лита.
– Пора начинать. Прошу тебя…
Рашид ждал моего ответа, занеся карандаш над блокнотом. Одна половинка меня стремилась кинуться сломя голову в лес, послав их всех к дьяволу; вторая же готова была сделать что угодно, о чем бы ни попросила жрица, лишь бы показать этим чужакам, что тоберы всегда вместе и друг друга в беде не бросают.
– Конечно, – кивнул я. – Что мне нужно делать?
– Танцевать – вот, собственно, и все.
Она протянула руку, помогая мне встать. Я взял ее, но поднялся сам – жрица была настолько маленькой и хрупкой, что иначе я бы просто ее опрокинул. Когда мы оказались рядом, ее макушка едва доставала мне до подбородка – невысокая седая женщина, которая через несколько лет могла вполне стать прапрабабушкой. Однако она крепко держала меня за руку, обняв другой за талию – так, как это делала Каппи на воскресных танцах, когда я откладывал скрипку и выходил с ней на площадку. Мгновение спустя Лита положила голову мне на грудь.
В последние месяцы мне удавалось избегать танцев с Каппи, и сейчас неуютно и странно было ощущать рядом с собой теплое прикосновение Литы. В конце концов, должны ведь церемониальные танцы хоть чем-то отличаться от воскресных танцулек? Церемониальные танцы должны были быть… целомудренными. В том, как жрица прижималась ко мне, было куда больше священной мужской-женской двойственности, чем я ожидал.
– Давай, – сказала Лита, крепко обнимая меня. – Нужно танцевать.
