– Не беспокойтесь. – Лорд был сама любезность. – Готов уделить каждому несколько минут. Но ведь суть Дня Предназначения вовсе не в этом, верно? Его суть не в том, чтобы угождать Лучезарным, но в том, что ваши дети должны встретиться с Господином Вороном и Госпожой Чайкой. Это ваш праздник, и я не хочу вам мешать.
Каппи вцепилась мне в руку, демонстративно вонзив в нее ногти, – вид у нее был такой, что, казалось, еще немного, и она собственноручно прикончит Рашида. Я лишь пожал плечами. Конечно, она могла ему не доверять, но у всех остальных не имелось для этого никаких причин, да и с какой стати? Нас с рождения учили почитать Лучезарных как наших защитников, как линию обороны против коварных изменников, продавшихся демонам со звезд четыреста лет назад. Если бы мы с Каппи встретились с лордом при других обстоятельствах, например без Стек…
Моей матери…
Где, кстати, Стек?
– Это все, что я хотел сказать, – закончил Лучезарный. – Желаю всем хорошего праздника и благодарю всех за оказанное мне гостеприимство.
Мэр Теггери шагнул вперед, аплодируя высоко поднятыми над головой руками. Остальные с энтузиазмом подхватили аплодисменты – по крайней мере, большинство. Лита с равнодушно-вежливым видом наблюдала за происходящим. Хакур ограничился тремя короткими хлопками в ладоши.
– Твое присутствие – большая честь для нас, милорд, – обратился мэр к Рашиду, когда аплодисменты стихли. – И хотя Совет старейшин уже оказал тебе радушный прием… – он не упомянул о том, что это произошло посреди ночи, – я хотел бы убедиться, что тебе в полной мере оказано то гостеприимство, которого ты заслуживаешь.
– Он не посмеет… – выдохнула Каппи. Но мэр уже простер руки к толпе:
– Отец Прах! Мать Пыль! Не соблаговолите ли вы подойти сюда?
Все одобрительно закивали. Стоявшие возле лестницы расступились, давая дорогу самым старым мужчине и женщине в Тобер-Коуве. Отца Праха и Мать Пыль, худых, похожих на скелеты, вели под руки Боннаккут и другие члены Гильдии воинов. Когда-то я знал этих стариков под другими именами, но использовать их сейчас считалось проявлением крайнего неуважения. Когда умирали Мать или Отец, ее или его место занимал следующий самый старый житель поселка, лишаясь своего человеческого имени и приобретая церемониальный титул, становясь тем, кого также называли Привратником богов.
Когда Отец Прах и Мать Пыль подошли к подножию лестницы, все опустились на колени. Даже если будучи людьми они отличались дурным характером или слабоумием, эти старики требовали беспрекословного почитания.
Вот они, истинные хозяева Тобер-Коува! Посторонним могло показаться, что все решения принимают мэр и Совет старейшин, но это касалось лишь повседневных забот, вроде установления цен на рыбу или сбора налогов для оплаты учителю. Хакур обеспечивал соблюдение Патриаршего Закона, а Лита символизировала женскую мудрость, но ни служитель Патриарха, ни Смеющаяся жрица не обладали правом последнего слова по отношению к происходящему в поселке. Это право принадлежало Отцу Праху и Матери Пыли. Им почти никогда не приходилось вмешиваться, но когда мэр говорил одно, Хакур – другое, а Лита – третье, появлялись Отец Прах и Мать Пыль, чтобы рассудить спорящих. Зефрам называл их «подставными лицами», но он ошибался – старики были нашими духовными лидерами, и оказываемое им уважение ставило их выше формальной теологии Хакура и ритуальных танцев Литы. Отец Прах и Мать Пыль приходили на помощь, когда бессильны были религиозные законы и древние ритуалы.
– Отец! Мать! – обратился к ним Теггери, стоя на коленях. – Прошу вас распространить гостеприимство Тобер-Коува на лорда Рашида.
– И на бозеля, естественно, – небрежно добавил тот.
Словно по команде, Стек вышла из дверей Совета. Сомневаюсь, что большинство собравшихся вообще что-либо заметили – все знали, что у Лучезарных есть подобные помощники, исполняющие роль секретарей и прислуги. Все внимание поселка было сосредоточено на Рашиде, Отце Прахе и Матери Пыли. Возможно, мы с Каппи были единственными, кто вообще посмотрел на Стек.
За ночь ее борода исчезла, а свисавшие беспорядочными космами волосы были теперь аккуратно подстрижены и уложены в традиционную прическу деревенских женщин. Вполне возможно, эту стрижку делала ей жена мэра, и наверняка именно она отдала ей одежду, которая была сейчас на Стек, – я узнал длинную темно-зеленую юбку и светло-зеленую блузку с достаточно глубоким вырезом на груди. Для сорокалетней женщины у Стек действительно было великолепное тело…
И тут я вздрогнул при мысли о том, что я бросаю похотливые взгляды на нейт, не говоря уже о том, что это была моя мать.
«Успокойся, – сказал я себе. – Делай вид, что бозель Рашида – всего лишь некая женщина с Юга, ничего собой не представляющая». Ведь я поклялся, что сохраню тайну Стек, и, кроме того, у меня не было никакого желания напоминать всему поселку о своем скандальном происхождении. Ничего со мной не случится, если буду считать Стек обычной женщиной, по крайней мере сегодня.
Интересно, как выглядела Стек, когда была моей матерью? Тогда она наверняка была другой, и я это знал. За редким исключением, вроде Олимбарг, мужская и женская сущность одного и того же человека практически всегда были похожи друг на друга не больше, чем брат и сестра. Вряд ли кто-то узнает в Стек нейт, которую они видели двадцать лет назад, – особенно сейчас, когда внимание всех было привлечено к Рашиду.
Отец Прах и Мать Пыль оценивающе разглядывали Лорда-Мудреца – так же, как кого-либо другого, а он спокойно взирал на них, не пытаясь очаровать улыбкой, короче говоря, вел себя вполне достойно. К счастью, эти старики сохранили ясность разума – что имело место далеко не всегда, поскольку для этого поста не требовалось ничего, кроме как быть старше всех в поселке.
Мать Пыль и Отец Прах некоторое время перешептывались, отнюдь не обсуждая возможность отказать в гостеприимстве. Скорее всего, так они символически демонстрировали свою независимость от Лучезарных, мэра и всех прочих.
С другой стороны, вполне возможно, что они действительно что-то обсуждали. Предложить гостеприимство Рашиду и Стек практически означало официально приравнять их к тоберам; так что такое решение было достаточно серьезным, и на моей памяти подобная честь была оказана лишь однажды – губернатору Ниому из Фелисса. Более того, Прах и Пыль вовсе не стремились снискать чье-либо расположение – им оставалось уже немного времени до того, как они окажутся в объятиях богов, и любые мирские блага давно утратили для них свой блеск.
По крайней мере, так нас учили. И поскольку Отца Праха и Мать Пыль учили тому же самому девяносто с лишним лет назад, они верили в свою собственную непогрешимость.
– Что ж, – свистящим голосом произнесла Мать Пыль. – Мы принимаем вас. Добро пожаловать.
– Вас обоих, – добавил Отец.
Стоявшая рядом со мной на коленях Каппи вздрогнула. Я подумал о причинах ее беспокойства, вызванных то ли возможностью Рашида участвовать в церемонии нашего Дня Предназначения, то ли официальным признанием Стек на земле тоберов. Гостеприимство Отца Праха и Матери Пыли обладало законной силой, аннулировавшей решение Совета о ее изгнании двадцать лет назад, – ссылка моей матери закончилась. И гостеприимство это было завоевано не с помощью лжи – Прах и Пыль наверняка знали, кто такая на самом деле Стек. Я не мог вспомнить, присутствовали ли они на ночном собрании Совета, но Теггери никогда не обратился бы к ним, не будучи уверенным, что им известны все факты. Наш мэр, конечно, считал себя умнее всех, но есть правила, которые никому не дозволено нарушать.
