Около десяти часов вечера мадам и полковник куда-то исчезли.
Доллис потащила Геннадия в спортзал играть в пинг-понг. Мальчик нервничал,
играл плохо. Сославшись на усталость, он ушел в отведенную для него комнату.
Стеклянная дверь комнаты выходила на длинную крытую галерею.
По галерее этой взад и вперед прогуливался дюжий слуга. В тишине мерно
постукивали кованые каблуки. Всякий раз, проходя мимо двери, слуга как бы
ненароком заглядывал в комнату. Сомнений не было — это часовой, и он приставлен
к нему, к Геннадию.
Около часа мальчик лежал в темноте, притворяясь спящим,
глядя на висящую на стене фехтовальную маску и скрещенные рапиры. Надо было
действовать, надо узнать, что произошло в Оук-порте.
Дождавшись, когда шаги соглядатая удалились в конец галереи,
Геннадий вскочил с кровати, сорвал со стены маску, положил ее на подушку и
прикрыл простыней. Под одеяло он засунул два фехтовальных жилета, придал им
форму человеческого тела и нырнул под кровать. Слуга возвращался. Он заглянул в
комнату и спокойно пошел дальше. Геннадий выскользнул за дверь.
Пробежав по мягкому ковру через весь коридор, он вошел в
темную комнату, открыл окно. Во внутреннем дворе виллы было пустынно. Только
под аркой двое парней играли в кости.
Тяжелые ветки ливанского кедра были совсем рядом. Геннадий
из окна перелез на кедр… и в этот момент услышал нарастающий шум моторов. Парни
под аркой вскочили, один из них отворил ворота, и через минуту во внутренний
двор ворвались на полной скорости две машины: низкий двухместный «феррари» и
затянутый брезентом «джип».
Из «феррари» вылез полковник Мизераблес, а с места водителя
выскочила Накамура-Бранчевска. Она была в кожаной куртке и кожаных брюках и
напоминала в этот момент какое-то красивое, сильное животное с пружинистой,
легкой поступью. Не оглядываясь, она вошла в дом. Полковник, посвистывая,
двинулся вслед за ней. Он слегка спотыкался. Из «джипа» вывалились Латтифудо,
Мамис и еще какой-то неизвестный Геннадию тип в широкополой шляпе.
Два парня с автоматами вылезли вслед за ними и стали на
страже как раз под деревом, на котором сидел Геннадий.
Прошла минута, не больше, и осветилось окно веред его носом.
Он увидел богато обставленный кабинет, огромный письменный стол с телефонами и
селекторами, круглый стол для заседаний, кожаные кресла, карты на стенах и
большую модель парусного брига с медными буквами на корме: «Голубка».
«Так, кажется, назывался флагманский корабль мадам де
Клиссон», — вспомнил Гена.
Над всем в кабинете доминировал огромный портрет баронессы.
Она была очень похожа на Накамура-Бранчевскую, в левой руке она держала
подзорную трубу, в правой — чётки.
Накамура-Бранчевска нервно ходила взад-вперед по кабинету,
сжимая в руках длинные кожаные перчатки. Лицо ее было неузнаваемым —
напряженное, мрачное, исполненное властной решительности.
Бастардо Мизераблес развалился в кресле и сразу наполнил
стакан джином «Палата лордов». Меланхолически прошлепал и бухнул в кресло
грузный Латтифудо. Голубоглазый утконосый мистер Кингсли Брейнвен Мамис со
своей неизменной блуждающей улыбочкой проследовал в угол и скрылся из поля
зрения Геннадия. Четвертый, странный тип с тяжелой нордической челюстью и
раскосыми глазками, сел к столу, открыл папку и погрузился в какие-то бумаги.
Воцарилось молчание, в котором слышны были только шаги Накамура-Бранчевской.
Внезапно мадам резко повернулась и своими длинными
перчатками, словно плеткой, огрела по физиономии сначала кавалера Ордена
Счастливой Лопаты, а потом Латтифудо.
«Так им, гадам!» — чуть не воскликнул Геннадий. Надежно скрытый
хвоей кедра, он притаился возле полуоткрытого окна, готовясь в любую минуту
прийти на помощь своей любезной хозяйке.
— Это за что же, дорогая? — спросил полковник,
потирая обожженную ударом щеку.
— Тебе за кретиническую идею с пушкой, — криво
улыбаясь, проговорила дама, — А тебе, Латтифудо, ничтожество,
проспиртованное чучело, за общую тупость, за всю твою бездарную возню с этим
маленьким англичанином-аристократом. Мальчик сразу догадался, что ты связан с
делом «Ван-Дейка». Вот что значит голубая кровь! Мне едва удалось его
разубедить. Сотню плетей ты заслуживаешь, кретин.
Латтифудо беспомощно моргал белесыми ресницами.
— Впрочем, тебе уже ничто не поможет, — махнула на
него рукой мадам. Она повернулась, и Геннадий увидел дрожащие от ярости
пунцовые губы и горящие глаза. — Видите, Мамис, с кем приходится
работать? — крикнула она в угол. Оттуда послышался смешок. — С
такими, как вы, нетрудно провалить все дело! — почти мужским голосом
заорала мадам на полковника и Латтифудо. — Ваши плоскостопые кроты только
и думают, как бы ограбить винную лавку да побегать за девчонками!
Она села в кресло, опорожнила стакан джину, закурила
сигарету и задумалась. Несколько минут прошло в молчании,
— Все-таки ты зря так, дорогая, — пробормотал
полковник. — Русские-то все же убрались, наша взяла…
— Молчи! — прикрикнула на него
Накамура-Бранчев-ска. — Нужно собирать команду в Европе. Человек сто, я
думаю, будет достаточно.
— Сто пятьдесят, — послышалось из угла.
— Отвечаете за свои слова, Мамис? — спросила
дама. — Ребята из Европы нынче стоят недешево…
— Иес, мэм, отвечаю.
Мадам в первый раз удовлетворенно улыбнулась.
— Итак, внимание, — хлопнула она ладонью по столу
— Немедленно наладьте связь с Эр Би. Пусть начинает набор. В Европу полетите
вы, Джерри Чанг. — Нордический китаец молча кивнул. — В городе
сохранять прежнее положение. «Голубой кит» проследит движение «Алеши Поповича».
Ясно? Выметайтесь!
Полковник быстро выхлебал свой джин и поднялся. За ним вышли
Латтифудо и Джерри Чанг. Когда за ними закрылась дверь, Мамис вышел из своего
угла и остановился возле карты архипелага.
— Я должен вам, мадам, сообщить окончательное решение
моего правительства. — Палец его полез вверх по загогулине эмпирейской
запятой. — Полигоны будут устроены на атоллах Фухс и Фее. Там наши ракетчики
будут чувствовать себя вполне уютно. Одну из гаваней Оук-порта вы отдаете под
ремонтную базу для флота. На Карбункле будет аэродром. Возражений у вас нет?
