Порох у бабушки действительно был. С невероятной энергией
она взялась за дело. Вскоре в общество влились три коллективных члена: фабрика
мягкой игрушки № 4, крупный северный аэропорт и огромный ленинградский
поэт Борис Горошкин. Почетным президентом общества был избран один из первых
русских дарвинистов академик Флюоресцентов. Надо ли говорить о том, что во всех
начинаниях сопутствовала Марии Спиридоновне юная чемпионка Наталья
Вертопрахова. Добровольным курьером крутился вокруг на общественных началах
наперсник детских игр Валька Брюквин. В Страну Восходящего Солнца полетели
телеграммы. Ответа не последовало. Бабушка села на телефон. Двое суток она не
сомкнула глаз, разыскивая Старжена Фица через муниципалитет и полицейское
управление японской столицы. Наконец в трубке послышался кашель.
— Господин Старжен Фиц! С вами говорят из общества
«Альбатрос»! — закричала бабушка.
— Очень, очень, очень… — послышалось в трубке.
Потом все стихло.
— Господин Старжен Фиц! — крикнула бабушка.
— Очень приятно, мисс, — сразу же отозвался
приветливый старческий голос.
— Я не мисс! — крикнула бабушка.
— Пардон, мадам, — скрипнул Старжен Фиц.
— Я не мадам!
— Как же мне вас называть?
Бабушка на миг растерялась. Действительно, как же ему ее
называть? Ведь не «товарищем штурманом» в самом деле…
— Зовите меня Марией! — крикнула бабушка.
— Мария! — закричал Старжен Фиц. — Мария,
Мария, Мария…
— Господин генеральный консул, почему вы не отвечали на
наши телеграммы? — спросила бабушка.
— Не было средств, — хлюпнул носом консул. —
Конъюнктура все время падает, Мария. Тресты душат мелкого буржуа.
— Господин Старжен Фиц, мы приглашаем вас на переговоры
по вопросу культурных контактов между нашими странами.
— Седой?
— В каком смысле?
— Кроме дороги, гостиницы и карманных денег, еда
оплачивается?
— Уж будьте уверены! — теряя терпение, гаркнула
бабушка.
Повесив трубку, она вдруг изумилась: весь разговор с
эмпирейским дипломатом шел на чистом русском языке!
Итак, на средства двух коллективных членов общества (фабрика
мягкой игрушки № 4 и крупный северный аэропорт) старина Старжен Фиц снялся
с насиженного места и прибыл самолетом в Ленинград.
Общество встречало почетного гостя почти в полном составе,
за исключением Бориса Горошкина.
Дипломат был прекрасен в расшитом золотом мундире и в
традиционном головном уборе, отдаленно напоминавшем поварской колпак. С хрустом
преклонив колено, он поцеловал бетон аэропорта, обвел руками пространство и
воскликнул:
— Узнаю! Все встало в памяти, господа! Ведь я, господа,
старый петербуржец!
В это время радио любезным голосом сказало:
— Господин Севрюгин Феликс Вениаминович, прибывший из
Токио, вас встречает ваша сестра Таисия. В руках у Таисии гладиолус.
Вскрикнув от радости, Старжен Фиц заключил в объятия ближайшую
старушку с гладиолусом.
— Тасенька, родная! Ничуть не изменилась! Ни капельки!
Старушка вырывалась до тех пор, пока не подошла настоящая Тасенька, которая
тоже за шестьдесят лет «ничуть не изменилась».
По дороге с аэропорта в «Асторию» дипломат проявлял
вежливое, но настойчивое любопытство:
— Этот у-ни-вер-маг частный? — спрашивал он Марию
Спиридоновну.
— У нас, Феликс Вениаминович, все
государственное, — поясняла бабушка.
— Да-да, понимаю, — сочувственно кивал Старжен
Фиц. — Я все понимаю, Мария. Скажите, а эти «Фрукты — овощи» частные?
— Все государственное, — терпеливо говорила
бабушка.
— Да-да, все, абсолютно все! А эта парикмахерская
частная?
— Феликс Вениаминович, — немного даже рассердилась
бабушка, — вы же русский человек! Неужели не понимаете? Ничего у нас нет
частного, и никакие монополии на нас не давят.
В честь высокого гостя общество устроило обед в ресторане
Дома архитектора. Обед прошел на за??ечательном уровне, если не считать того,
что гость то и дело убегал на кухню и совал нос во все кастрюли.
В конце обеда поэт Горошкин, который, конечно же, на сей раз
присутствовал, прочел начало новой поэмы:
Эмпиреи!
Я немею!
Чую ветер голубой!
Чую, но не очумею!
Ближе берег мне родной!
— Браво, вы просто Апухтин! — воскликнул Старжен,
отчего огромный поэт едва не подавился стручком.
После обеда Старжен Фиц и Мария Спиридоновна удалились на
деловое совещание.
— Ну вот, господин генеральный консул, вы познакомились
теперь с членами нашего «Альбатроса», — начала Мария Спиридоновна. —
К сожалению, наш президент академик Флюоресцентов уже много лет прикован к
постели.
— Прикован к постели? — воскликнул Старжен
Фиц. — А чем его лечат?
— Думаю, что антибиотиками, — ответила Мария
Спиридоновна.
— Аку! — закричал консул. — Аку, аку,
аку… — Он замолчал с застывшей улыбкой на устах.
Привыкшая уже к этому феномену, бабушка спокойно выждала.
— Аку, акупунктура! — завопил консул. —
Только иглоукалывание спасет нашего друга. Берусь за умеренное вознаграждение
поставить академика на ноги. Я лучший знаток тибетской медицины в Юго-Восточной
Азии, и если бы не интриги…
— Давайте вернемся к этому позднее, — сказала
бабушка. — Не вертитесь, пожалуйста, господин генеральный консул.
— Что делается на кухне? — спросил Старжен Фиц,
тревожно принюхиваясь.
— Моют посуду, — начала сердиться бабушка.
— Чем? — вскричал дипломат. — Неужели они
обходятся без порошка «Сальвиола»? Я немедленно берусь доставить пробную партию
этого чудо-порошка! Об условиях договоримся.
— Господин генеральный консул! — повысила голос
бабушка.
