– Не все так просто, продавец подержанных индикаров. Если ты солгал мне, мы отправим тебя к Трехглазым. Зачем-то ты им нужен… Может, в обмен они оставят меня в покое? Как ты думаешь, такое возможно?
– А я! Как же я!?
К воротам бежал, размахивая руками, Арминус.
– Меня! Меня! Возьмите меня! Я больше не смогу с этими придурками!
– Слушай, приятель, потерпи еще немного, ты нам нужен здесь. Помнишь, что я тебе говорил, когда отправлял сюда? – крикнул Макс.
Арминус остановился как вкопанный:
– Макс, ты каждый год обещаешь. Уже десять лет! Я свихнусь! Я все сделал, ты знаешь об этих придурках все!
– Так значит, он сюда попал по твоей инициативе? – удивился Трэш. – А нам он говорил, что нарвался на засаду, когда охотился на кабанов вместе с Сесилем Тротом.
Макс презрительно усмехнулся.
– Арминус, еще две недели.
– Я больше не могу, – закричал Арминус и снова метнулся к воротам.
Автоматная очередь ударила ему между лопаток титановым кулаком. Он упал лицом вниз. Клоун в красно-белом балахоне, в рыжем парике, с накладным пунцовым носом, с лицом, раскрашенным белой краской, смеялся и давил на спусковой крючок автомата. Пули веером ложились над головами Трэша, Самарина, Харпера, Макса и его людей. Титановые шарики откусывали кусочки бетона от столбов и ныли в унисон смеху вождя.
Макс скомандовал отступление. Они согнулись в три погибели и бросились прочь, испуганно оглядываясь. Яркая фигура клоуна с автоматом в руках была видна еще очень долго на серо-зеленом фоне псевдосаванны.
26. БРАТ-2
Кустарник наконец отступил и перестал цепляться сухими жесткими ветками за одежду. Они вошли в небольшую тенистую рощу и двинулись вдоль беззаботно журчащего ручья, который серебряным пунктиром указывал путь. Люди Макса шли прямо по дну, на ходу с видимым удовольствием смывая с себя коричнево-белую раскраску. Они перебрасывались шутками, звонко отскакивавшими от водной поверхности.
Иногда под травой показывались остатки мощенной желтыми камнями дорожки. Вокруг что-то весело стрекотало и попискивало. Самарин с наслаждением вдыхал прохладный и необычайно вкусный воздух, время от времени бросая уничижительные взгляды на табачный дым, выдыхаемый Трэшем (когда-нибудь эти сигары закончатся!). Трэш этих взглядов не замечал, отмеряя шаги одинаковой длины и, по всей видимости, о чем-то напряженно размышляя.
– Долго еще? – спросил Харпер, когда тропинка трансформировалась в дорогу.
Макс не ответил даже взглядом. Два человека из его команды скрылись за деревьями. Раздался треск веток, шуршание, что-то заскрипело, а затем в нос Самарину и Трэшу ударило облако выхлопного дыма. Трэш от неожиданности закашлялся. Выпавшая изо рта сигара юркнула к земле, заставляя травинки скукоживаться от разбухшего после недавней затяжки огонька.
На дорогу выехал автомобиль. В нем было столько железа, что он напоминал первые в истории человечества танки. Модель его определить не представлялось возможным, так как другие, столь же древние, но не столь везучие экспонаты послужили донорами практически для всех его узлов.
Автомобильный Франкенштейн. Грубые швы сварки бугрились и горбились, лобовое стекло наполовину отсутствовало, а наполовину было заменено куском фанеры. На крыше высился намертво приваренный корпус моторной лодки, из носового люка которой, высунувшись, обнюхивал воздух ствол крупнокалиберного пулемета.
– Может и под водой, – с небрежной гордостью бросил своим пленникам Макс.
Подручные Макса уже занимали места: в просторном салоне, внутри лодки, служившей вторым этажом, а то и просто прилепившись к обтекателям, цепляясь за торчавшие отовсюду обрезки, болты и штыри. Самарина, Трэша и Харпера запихнули в железную клетку, которая была прикреплена на корме металлического гибрида. Через пару секунд, выплюнув несколько едких клубов, автомобиль помчался по дороге, шелестя лысыми покрышками и подпрыгивая на ухабах.
Развалившийся на заднем сиденье Макс обернулся к пленникам, судорожно цеплявшимся за ржавые прутья, чтобы хоть как-то обезопасить себя от ушибов:
– Это наша военная тайна. Если Трехглазые узнают, о том, что мы имеем транспорт, то возьмутся за нас всерьез.
– Не очень-то тактично вы обошлись с Арминусом. Все-таки лингвист, хоть и клон, – прокричал Харпер.
Макс засмеялся:
– Лингвист! Клон! До того как попасть в Карфаген, он был профессиональным филером. Всю жизнь жил под чужими именами и прикрывался фальшивыми биографиями. Сочинить такую историю для него раз плюнуть!
– А кем были вы, Макс? – спросил Трэш.
– Агентом МБР.
Трэш и Харпер переглянулись.
– А сюда за что?
– За то же, за что и всех.
– Чем-то не угодили ВБС?
– В общем, да. Хотя лично я – клон.
– Клон?!
– А что тут удивительного? Карфаген – место для клонов.
– Но мы же не клоны.
– Вы уверены?
Голубые глаза Макса почти слились с синевато-серыми выхлопными газами. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
Пейзаж сменился. Роща кончилась небольшой и все еще симпатичной аркой. Ветер раскачивал жестяную табличку, висевшую на одном гвозде. Надпись на ней окончательно была утрачена. За аркой простиралась огромная площадка (скорее всего, бывшая автомобильная или автобусная стоянка), покрытая потрескавшимся бетоном. Сквозь трещины торчали пучки травы. За площадкой начиналась широкая автострада, исчезавшая в бесформенной громаде, торчавшей за горизонтом. По этой автостраде они ехали часа два, пока не оказались в заброшенном городе. В его проспектах и улицах еще угадывались прямолинейность и геометрический порядок. Здания более или менее были целыми. Об упадке свидетельствовали лишь пустые окна и осыпавшаяся штукатурка. Брошенные автомобили, тележка для мороженого, валяющаяся труба водостока, обломок рекламного щита, покореженные будки каких-то уличных автоматов. Все это мелькало перед пленниками, разбиваемое на отдельные фрагменты квадратами клетки.
Машина свернула с главной улицы, затем в какой-то переулок, а далее петляние стало уже бесконечным. Вскоре они запутались, потеряли направление, а вместе с ним и интерес к проносящейся мимо картине.
День клонился к вечеру, когда автомобиль сделал резкий вираж. Дорога пошла вниз, увлекая их на нижний уровень покинутого мегаполиса. Нескончаемые анфилады подземных гаражей, вместо неба – чернеющий потолок. Дорогу освещали лишь одинокая фара железного «франкенштейна» и несколько мощных фонарей, которые держали в руках люди Макса. «У вас есть фонарь? Дайте мне фонарь!» – вспомнил Самарин и начал потихоньку дремать.
Его сознание находилось на границе сна и реальности, когда он ударился головой о прутья решетки. На лбу остались две коричневые липкие от пота полосы. Он потер лоб, размазывая их в грязное пятно. Было светло.
