– Я только хотела предупредить, что мы еще не закончили!
Этрих сперва оценил тембр ее голоса и лишь потом поднял на нее глаза.
– Ну, Мишель, мы уж привыкли, что последнее слово всегда за тобой, – ответила ей хорошенькая сестричка, тряхнув головой.
Женщина, стоявшая в дверях лифта, была крупной, статной негритянкой. Такая способна метнуть ядро за пределы самого большого стадиона. Глаза ее, на миг остановившись на Этрихе, вновь обратились к коллегам. Он был знаком с этой женщиной, он ее помнил. Но откуда? Перед тем как створки дверей сомкнулись, он успел прочитать ее имя на бейджике: Мишель Маслоу.
– Привет, – автоматически произнес он, но лифт уже тронулся вверх.
– Ты чего, пап?
– Да я просто пытаюсь кое-что вспомнить. Не обращай внимания, Джек.
Мучительный вопрос продолжал тревожить его сознание, словно палец с длинным ногтем, вонзившийся в мозг. Он растерянно взглянул на металлические двери и нахмурился. Кто она, сестра Маслоу? Почему он уверен, что знаком с ней? Кто же она такая?
– Простите, не могли бы вы мне подсказать, в каком отделении работает эта сестра? – обратился он к двум сестрам, кивнув в сторону двери.
– Ты ее знаешь, пап?
– Вроде того. – Этрих улыбнулся сыну. Сестричка весело подмигнула Джеку:
– Решили сегодня к нам заглянуть, да? – Встретившись глазами с Этрихом, она без прежней улыбки ответила: – Сестру Маслоу вы найдете на четвертом этаже.
Ее подружка прибавила:
– Это будет нетрудно, ее ни с кем не спутаешь. – И обе наклонили головы, пряча усмешку.
– Благодарю вас.
– А откуда ты ее знаешь, пап?
– Понятия не имею. Просто знаю, и все.
Сестра не удержалась от вопроса:
– А вы случайно не лежали у нас в отделении интенсивной терапии?
– Господи, нет! – произнес он, поеживаясь.
– Она ведь как раз там и работает.
Странные события на этом не закончились. Ведя Джека по длинному коридору к кабинету доктора Кэпшью, Этрих увидел возле стены фонтанчик с питьевой водой. Он твердо знал, что во время предыдущих посещений больницы никогда не пытался пить из него и одновременно помнил с совершенной отчетливостью, что как-то однажды уже пил из такого фонтанчика. Он тогда понятия не имел, как эта штука выключается, и из-за этого пустякового затруднения вдруг ощутил себя слабым, глупым и никчемным. И чуть было не расплакался. Он был тогда так болен, что прислонился к стене, чтобы не упасть. Болезнь его была очень тяжелой. Это он тоже вспомнил. Но когда же, черт побери, все это с ним происходило? Мысли его начали путаться. В том, что он пережил наяву, а не во сне все события, ожившие сейчас у него в памяти, сомнений быть не могло.
И еще он вспомнил, как собственное тело подло предало его. А ведь до этого оно прикидывалось верным, надежным другом, который никогда не подведет. И он в ответ окружал его неустанной заботой: старался высыпаться, посещал тренажерный зал, ел здоровую пищу. Ему пришло на память, как он вслух упрекнул свой организм в неблагодарности: «За что же ты со мной так, а? Как ты мог все это допустить?» Ведь тело грубо нарушило их священное соглашение – оно перестало бороться за него, оно больше не служило ему защитой. Оно обрекло его на смерть.
Не сводя взгляда с фонтанчика, он шел все медленней и медленней и перебирал в памяти прошлое, словно стопку цветных слайдов. Но в самом ли деле он пережил все это? И когда? А если нет, то почему он так отчетливо помнит каждую деталь, каждую свою мысль, чувство? И как теперь соотнести все эти всплывшие в сознании картины с его привычной жизнью?
– А ты помнишь номер кабинета, папа? – Тонкий голосок Джека вернул его к действительности.
– Да, это в конце коридора. Мы почти пришли.
– Он всегда засовывает мне в ухо эту гадкую штуку. Терпеть не могу!
Там еще был парень, младший медбрат или санитар. Кажется, так называются сотрудники больниц, которые разносят еду и меняют постельное белье. Необыкновенно красивый парнишка по имени Брандт выполнял в их палате обязанности дневного санитара. Или младшего медбрата. Они называли его Егозой. Джимми-Егоза. Он вечно торопился и, делая свою работу, носился по палате как сумасшедший. Он справлялся с обязанностями неплохо, но слишком уж при этом суетился. Его нервозность невольно передавалась пациентам.
Прозвище Егоза он получил не от кого иного, как от самой Мишель Маслоу.
– Эй, Егоза, меня от тебя просто трясет, слышишь? Стоит мне тебя увидеть, так сердце из груди выпрыгивает! А все потому, что ты мельтешишь перед глазами, вертишься, как обезьяна!
В ответ на критику Брандт лишь молча улыбался и продолжал делать свое дело в привычном для него ритме.
Мишель Маслоу. Егоза Брандт. Откуда бы Этриху их знать?
Наконец они подошли к двери кабинета доктора Кэпшью, и Этрих толкнул ее. В небольшой приемной ожидали своей очереди несколько человек. Судя по их виду, они провели здесь немало времени. Этрих приуныл.
В углу на низком столике лежало две стопки журналов – детских и взрослых. Этрих и Джек выбрали себе по несколько штук и приготовились читать, но вдруг секретарь врача высунул голову из кабинета и пригласил Джека на прием. Поднявшись с кресла, Этрих прошел в кабинет следом за сыном. Он чувствовал себя неловко перед всеми этими людьми, пришедшими прежде них.
А еще через пару минут ему пришлось выйти из кабинета. Кэпшью, встревоженный частыми воспалениями среднего уха у Джека, решил, что ему теперь же надо провести детальное обследование и сделать кое-какие анализы, дабы убедиться, что на этот раз с ребенком не приключилась более серьезная беда. Именно поэтому он настоял, чтобы Джека привезли в больницу. Этриху же доктор предложил сходить пока выпить чашечку кофе и вернуться минут через сорок.
Так что он снова вынужден был пройти через приемную – с таким виноватым видом, будто украл бумажники у всех, кто там собрался. Отворяя дверь, что вела в коридор, он спиной чувствовал их злобные взгляды. Будь они не людьми, а змеями, их шипение способно было бы оглушить любого.
Очутившись в коридоре, Этрих облегченно вздохнул, но тотчас же почувствовал, как на душу навалилась ставшая уже привычной тяжесть. Ему предстояло болтаться без всякого дела почти целый час. Он не знал, чем себя занять. Бродить по больнице ему хотелось меньше всего на свете. Того и гляди, в памяти снова всплывут подробности его мнимого пребывания здесь в качестве пациента. Он собрался было спуститься на четвертый этаж и разыскать Мишель Маслоу, но передумал. Что он ей скажет, о чем спросит? Я вас знаю. А вы меня? Она примет его за умалишенного и будет права. Ну а еще что молено предпринять? Найти красавчика Брандта и задать ему те же идиотские вопросы? Эй, Егоза, помнишь меня?
Сунув руки в карманы, Этрих подумал, что больше всего ему сейчас хотелось бы вернуться домой, в свою пустую квартирку. Но тут он вспомнил о той, что, вероятно, ждала его там, и мысль о возвращении домой сразу утратила всю привлекательность. Наконец он решил воспользоваться советом доктора Кэпшью – сходить в буфет и там за чашкой кофе подождать, пока Джек освободится. Может, за это время планета не сойдет с орбиты. Узнав у проходившего мимо санитара, что буфет находится на первом этаже, Этрих повеселел. Ведь туда надо спуститься, потом снова подняться на шестой. Так и время пробежит. Может, просидев несколько минут в буфете, он выйдет на улицу прогуляться.
