– Что это значит? – свистящим шепотом спросил он.
Теперь его ощупывали не таясь. Чьи-то торопливые пальцы двигались по его телу то вверх, то вниз, исследуя каждый его участок. Казалось, они были сотканы из утреннего тумана. Так легко касаться кожи способен лишь слабый ветерок. Но в то же самое время движения их были настойчивы и последовательны.
Вот они поднялись по ноге к паху, ощупали член сквозь ткань плавок. Один из пальцев медленно дотронулся до ягодиц и исследовал пространство между ними. Потом едва осязаемые пальцы все вместе стремительно спустились вниз по ногам, до самых пяток. Этрих не мог шевельнуться. Он окаменел от страха. Его тем временем продолжали изучать. Пальцы пробежались по животу и груди к шее, легким дуновением коснулись лица, медленно ощупали ноздри и переместились на затылок, миновав лоб. Похоже на любовную ласку, подумал Этрих. Они меня изучают, как новая подружка во время первой близости.
Он не мог бы в точности сказать, сколько это длилось. Сопротивляться было бесполезно, и ему оставалось лишь молча терпеть эту процедуру осмотра. Благодаря тому, что он не тратил силы на борьбу с бесцеремонным противником, он в какой-то момент вдруг совершенно успокоился и, покорившись неизбежному, понял, что происходит. Он не знал, да и не особо стремился узнать, откуда пришло к нему это понимание. Но оно вдруг возникло у него в сознании, и он тотчас же утвердился в мысли, что не ошибается. Винсент Этрих догадался, что пальцы, которые к нему прикасались, были его собственные. Мертвый Винсент Этрих ощупывал лицо живого Винсента Этриха.
И тогда мертвец заговорил.
– Обычно люди не красят волосы в синий цвет, – заметила Изабелла, указывая подбородком на толстяка с синими волосами, который, облокотившись на стойку бара, потягивал низкокалорийную колу из жестяной банки.
Коко проигнорировала ее замечание. Она не сводила глаз с рук Изабеллы. Они сидели за столиком бара Маргарет Хоф, заказав сэндвичи с ветчиной и чай.
– Никак не возьму в толк, почему тучные люди всегда пьют диетическую колу? Кого они этим надеются обмануть?
Коко была слишком поглощена наблюдением за действиями Изабеллы, чтобы отвечать на этот риторический вопрос. Изабелла деловито сняла с сэндвича ветчину и положила на край тарелки. Хлеб она изящным движением свернула вдвое и принялась есть.
– Зачем ты это сделала?
Изабелла улыбнулась и подняла палец вверх, давая Коко понять, что охотно ответит, но только когда проглотит то, что у нее во рту.
– Я всегда так поступаю. Переделываю его на свой вкус. Признайся, тебе хоть раз попался безупречный сэндвич? Чтобы хлеб был нарезан как надо и чтобы начинки было не слишком много, но и не слишком мало? Вот видишь, поэтому приходится самой кое-что в нем доработать.
Лицо Коко осталось непроницаемым.
– А как на это реагирует Винсент?
– Нормально. Ему нравится.
По– твоему, это ненормально, да?
– Еще бы.
– Я не спорю. Пусть меня считают особой со странностями. Мои близкие, сколько я себя помню, не уставали повторять, что я странный ребенок. А вот чего мне действительно недостает, так это внутренней силы.
– Вернуть Винсента оттуда, где он был, – очень смелый поступок, Изабелла. Человеку слабому это вряд ли удалось бы.
Изабелла свободной рукой дотронулась до живота:
– Но мне ведь Энжи помогал. А без него я бы не справилась, поверь.
– Неправда. Может, он тебе и помог, но решение принимала ты. Никто тебя к этому не принуждал. Как это было?
Брови Изабеллы взметнулись вверх.
– А ты не знаешь?
– Нет. Это у всех происходит по-разному. Методов сколько угодно. И в любом случае, я ведь не оттуда. Как уже не раз тебе говорила.
– А откуда ты?
Коко поднесла чашку с чаем ко рту и сделала большой глоток.
– Нет, сперва ты рассказывай.
Изабелла охотно подчинилась, не переставая жевать, отчего рассказ ее порой перемежался небольшими паузами.
– Каждый человек хоть раз в жизни непременно видит во сне собственную смерть во всех деталях. Но за всю жизнь мы видим примерно двадцать пять тысяч снов и так редко угадываем, какие из них вещие. Ну подумаешь, еще один кошмар приснился. Поскорей забыть его, перевернуться на другой бок и постараться снова заснуть. Вот и все, что приходит нам в голову. А потом он стирается из памяти.
– Откуда тебе это известно, Изабелла?
– Я сразу поняла, что это был за сон, когда он мне приснился. Сразу.
– Но как? Откуда тебе было знать, что сон о твоей смерти – пророческий?
– Понятия не имею.
Коко потрясла в воздухе ладонью так, как будто хотела остудить ее.
– Это впечатляет. Никогда не слыхала ни о чем подобном, а ведь мне много чего рассказывали, поверь.
Изабелла принялась за ветчину.
– Возможно, иногда совсем неплохо быть немного не в себе.
– Еще бы! Расскажешь мне сон?
– Нет. Теперь моя очередь спрашивать.
Тут Коко вдруг проделала нечто неожиданное: схватила чашку Изабеллы и одним глотком выпила весь чай. Вытерев рот тыльной стороной ладони, она кивнула:
– Валяй.
– Откуда ты?
– Из чистилища.
– Так оно существует?
– Оно совсем не такое, каким его представляют себе люди, но в принципе их представление тоже вполне сгодится.
– Так, значит, есть и рай и ад?
Коко помотала головой:
– Нет. Только жизнь, смерть и чистилище. Люди придумали рай и ад и сильно осложнили этим свою жизнь. Ты когда-нибудь встречала по-настоящему хорошего человека, который считал бы себя достойным посмертного вознесения в рай? Ведь нет, признайся. Каждый уверен, что проклят за свои прегрешения.
– Так как же все это устроено?
Простота вопроса пришлась Коко по душе. Всего шесть слов!
Вдруг Изабелла, переменившись в лице, слабо вскрикнула и поморщилась, как если бы ее внезапно ударили под ложечку. Тело ее пронзила резкая боль. Она откинулась на спинку стула и непроизвольно приоткрыла рот. Дышать она не могла.
Коко сразу поняла, что с ней случилось. Она придвинула к ней свою чашку с чаем:
– Выпей быстрей.
Изабелла, вперив в нее остановившийся взор, едва нашла в себе силы, чтобы подчиниться. Стоило ей сделать всего один глоток, как боль утихла. Трясущейся рукой она отняла чашку от губ.
– Что же ты? Выпей все до капли. Так будет вернее.
Пережитая боль была такой сильной, что едва ее не спалила. Еще немного, и она превратилась бы в горстку пепла.
