Яровцев был на полшага впереди своих преследователей.
Когда он ворвался в кабинет покойного шефа, Семен Костарев сидел за письменным столом и заполнял какие-то бланки цифровой ручкой. Он поднял глаза на вошедшего, и ручка выпала из его рук. Ярослав увидел, как округлились в изумлении глаза бывшего соратника, как перекосила его рот гримаса страха, которая тут же пропала. Семену удалось справиться с первой волной чувств и взять себя в руки.
— А! Это ты, — стараясь придать голосу как можно больше равнодушия, произнес он.
— А ты небось уже решил, что мы никогда не встретимся? Ошибаешься, дядя. Хотя думаю, что теперь это наша последняя встреча, — отозвался Ярослав, плотно запирая за собой дверь и осматриваясь в комнате.
— Что произошло, Ярик? Ты куда-то пропал, ни о чем нас не предупредил… Что случилось? И почему ты ворвался ко мне с оружием и распоряжаешься в кабинете? Да что вообще происходит, черт тебя раздери?! — хлопнул кулаками по столу Костарев.
Яровцев отреагировал незамедлительно. Он приподнял дуло игломета и разворотил иглами портрет Папы, висящий над головой Семена, в хлам. Тому всё равно была уготована участь отправиться на свалку. Ярослав не сомневался, что Семен уже приценивался к художникам, чтобы заказать с себя достойную замену полотну в личном кабинете.
— Успокойся, Ярик, всё хорошо! Я всё понял. Ты разозлен. Я надеюсь, мы мирно поговорим и всё будет нормально? — вытянув перед собой руки, примирительно заговорил Костарев.
В дверь кабинета замолотили кулаками. Раздались первые выстрелы, дырявящие натуральное дерево, которое так любил Папа. Ярослав пригнулся и отпрыгнул в сторону, уходя с линии огня.
— Скажи им, чтобы прекратили стрелять! — потребовал он.
Костарев дернулся из кресла, намереваясь скомандовать, но опоздал.
К первым одиночным автоматным плевкам присоединились заливистые трели, и в считаные секунды дверь превратилась в решето. Щепки летели в разные стороны. Пули носились по кабинету, разрушая всё на своем пути. Хлынули на пол потоки стекла из разбитого окна, брызнули во все стороны осколки цветочной вазы и чайного сервиза девятнадцатого века, привезенного шефом из Японии. Элегантное гостевое кресло, стоящее перед столом Папы, тоже приняло на себя плотный поток свинца. Пули увязли в нем, вытеснив из нутра холодный гель, служивший для придания креслу анатомической формы тела хозяина.
Яровцев отшатнулся от двери, отполз за перевернутый журнальный столик и обернулся на Костарева.
А Семен попал под обстрел. Пули прошили его насквозь и продолжали клевать уже безжизненное тело, опрокинутое на письменный стол. Кровь залила документы и полированную поверхность стола.
Месть свершилась. Только чужими руками.
Ярослав почувствовал отвращение к себе.
Он поднялся в полный рост, вскинул игломет и застрочил в дверь. Он слышал сдавленные крики, вопли агонии. Он знал, что почти все иглы находили пациентов. Он бил точно в цель.
Ярослав повел иглометом в сторону, и титановые жила застучали в стену, дырявя ее. От смерти, которую сеял вокруг себя Яровцев, было не спрятаться.
Ярослав намеревался покинуть дом и вернуться назад. Жизнь в особняке для него закончилась. Он распрощался с ней и теперь устремился на свободу. Он не постыдился бы пройти по трупам, лишь бы в завершение его ждала свобода. В конце концов, каждый сам выбирает для себя судьбу. Семен Костарев и Сергей Зубарев выбрали свой путь, и они уже двигались по нему. Этот же путь избрали охранники дома. Но они еще могли с него свернуть. У них был выбор.
Ярослав перешагнул через рассыпавшийся журнальный столик, пнул ногой трухлявую дверь и вышел в коридор.
Глава 14
ВЫБОР ПУТИ
Ааран Хаас Ж’Маати, свернувшись в кокон, спал и не видел снов. Гаргульи не способны видеть собственные сны. Они умели пробираться в чужие сновидения и питаться ими, точно вампиры кровью, но собственных снов не имели. Так они существовали с начала времен. У гаргулий бытовала легенда, которая передавалась из поколения в поколение, о том, как еще во времена рождения вселенных гаргульи возомнили себя равными Создателю и бросили ему вызов. Творец миров проигнорировал нахалов, тогда гаргульи покрыли небеса проклятиями, понося имя Создателя самыми последними словами, и он обратил наконец внимание на назойливых комаров, пытавшихся возвеличить себя путем жалких укусов и пары капель крови. Творец лишил гаргулий снов, наказав, что сны вернутся тогда, когда среди стай появится гордец, способный подарить свободу своему народу. Но это были легенды. И их хранили женщины, которые не покидали высоких замков Цитадели.
Ааран Хаас Ж’Маати спал и видел сны, которые наводняли мозг одного из стражников, бдящих возле камеры, в которой содержался Меняла Душ. Стражник был человеком. Его наняли на Земле, в том же мире, где бродил изловленный ими Меняла. Его звали Аарон, и это забавляло Аарана. Их имена были похожи. Различие лишь в одной букве, но какая огромная пропасть между ними!
Сны Аарона заполняла пустыня. Она простиралась во все стороны насколько хватало глаз и скрывалась за горизонтом. Барханы за барханами, точно горбы гигантского верблюда, бредущего сквозь вечность. Аарон брел по пустыне, чувствуя, как утекают из тела последние силы. Он спотыкался и падал лицом в горячий песок, который тут же норовил заползти под одежду, в рот, в нос и уши. Песок пытался проникнуть внутрь даже сквозь веки, словно был живым. Аарон забирался на песчаный холм и, оказавшись на самом верху, обозревал окрестности, но ничего кроме унылой пустыни вокруг не было. Тогда он плюхался на задницу и съезжал вниз, вызывая за собой лавину песка. И так повторялось из раза в раз, с бархана на бархан, до бесконечности.
Эмоции. Аарон ничего не испытывал, потому что все эмоции выпивал из него Ааран, а их было много. Горечь и боль измученного, опаленного пустыней тела. И отчаяние. Аарон уже не верил в то, что когда-нибудь выберется из пустыни. И жажда, дикая жажда. Он не пил целую вечность!
Галлюцинации. Они тоже посещали его регулярно. То Аарон видел впереди гигантскую змею, которая струилась по песку, приближаясь к нему, изготавливаясь к фатальному броску, то в небе появлялись странные картинки. Он видел огромный замок сверху, словно был орлом и кружил над ним. Массивное сооружение с прозрачными стенами. Сквозь стены он видел комнаты и залы, заполненные людьми. В одной из зал он увидел висящий над полом саван, похожий на кокон гусеницы-шелкопряда. Из савана выглянула птичья голова с закрытыми глазами и загулила. Она издавала мурлыкающие звуки, напоминающие рефреном повторяющийся слог «гуль-гуль-гуль-гуль». В противоположном крыле замка Аарон увидел комнату. В комнате стояли дубовые полати, покрытые сложенной вдвое мешковиной, а на подстилке лежал ОН и спал.
«Извините, что вторгаюсь, но у меня важные новости», — прозвучал тихий скрежещущий голос Гончего.
Ааран выскользнул из чужого сновидения, но не торопился просыпаться. Его тело продолжало пребывать в дремотном состоянии, но мозг открылся навстречу общению и новой информации. Внутренним зрением Ааран прошелся по замку Межмирья, выискивая Гончего. Он нашел его в смотровой башне. Гончий, свитый в кокон, пристроился за спинами дозорной пары, выискивающей в кольцах Межмирья чужаков.
