Так. Слушать весь этот переговорный бред мне не обязательно, а вот осмотреться на месте стоило. Воспользовавшись тем, что в комнату постоянно кто-то входил, кто-то выходил, я выскользнул в коридор и бесшумно направился к лестнице. Самостоятельно лифтом я воспользоваться не мог. Передвижение пустой кабины вызвало бы, по меньшей мере, удивление в среде террористов. Вряд ли они верят в библиотечных привидений. Хотя теперь-то я знал, что такие существуют. Правда, никакого отношения к потустороннему миру они не имеют.
Я помнил по планам, которыми меня снабдил Груфман, что конференц-зал, где, предположительно, содержатся заложники, находится на третьем этаже. Существовал еще один конференц-зал, но он не использовался. Так, по крайней мере, утверждали библиотечные работники. Один конференц-зал от другого разделяли двадцать этажей. И меня не радовала мысль, что придется проверить и второй. Точное число заложников я не знал, да и пересчитать по головам их было не реально. А кто может меня убедить в том, что бандиты не разделили заложников на две группы — так сказать, на основную и резервную, как это было в Панаме?
«Кстати, а откуда мне это известно?»
Мысль возникла внезапно и чуть не парализовала мозг. Хорошо, что у меня все в порядке с вестибулярным аппаратом, а не то бы я упал с лестницы. Катиться сто с лишним ступенек — не очень приятный аттракцион…
Я замер на месте, пораженный в самое сердце. Я вспомнил. Я вспомнил крохотную частичку того, что забыл. Я вспомнил, что был в Панаме, когда террористы захватили виртуальный театр. Я участвовал в операции по освобождению. Я увидел несколько картинок из того времени. Но в остальном была глухота. Я знал, что руководил операцией по ликвидации террористов и освобождению заложников в Панаме, в остальном — кромешный туман. Больше ничего вспомнить не удалось. Но и эта толика знаний вдохновляла. Если я вспомнил, значит, я нахожусь на верном пути, и мне удастся восстановить и остальные картинки прошлого и, наконец, узнать, кто я такой — Ларс Русс. Стать полноценной личностью с прошлым, а не бастардом — незаконнорожденным без памяти, семьи, истории.
В конференц-зале на третьем этаже никого не оказалось. Зал был абсолютно пуст. Даже следов, что здесь когда-то содержались заложники, в помещении мне обнаружить не удалось. Хороши бы были спецназовцы, если бы заняли пустой конференц-зал, тем самым выдав себя и развязав террористам руки. Я не мог себе представить последствия такого штурма. В сотый раз я благословил Криса Йохансона вместе со всем его департаментом новых технологий за «Хамелеон», который открывал неограниченные возможности для ведения войны и осуществления полицейских операций. Но благословениями сыт не будешь и задачу не выполнишь, поэтому я присел в одно из кресел и задумался.
«Куда они могли подевать заложников?»
Этот вопрос бился в моей голове, как язык о стенки колокола.
И я нашел ответ.
Террористы не могли развести заложников по разным комнатам и этажам. Для этого у них не хватило бы людей на охрану, а контролировать каждое помещение с центра слежения практически невозможно. Стало быть, они отвели всех заложников во второй конференц-зал.
Я застонал от злости. Подниматься на двадцать третий этаж — удовольствие достаточно сомнительное. И успею ли я к тому моменту, когда террористы выведут переговорщиков из здания? Двери в другое время не открываются. Стало быть, для меня это единственный шанс покинуть незамеченным Библиотеку и донести ценную информацию до Кризисного штаба. Я обнаружил себя на развилке. Я мог спуститься вниз и уйти из Библиотеки вместе с переговорщиками. Другого места для содержания заложников в этом здании просто не было. Я мог понадеяться на свои логические рассуждения. Но второй путь требовал от меня проверить догадку. Я должен был взобраться на двадцать третий этаж и увидеть все своими глазами. Если я опоздаю к выходу переговорщиков, тогда придется как-то иначе выбираться из Библиотеки.
Я колебался несколько секунд. А через минуту я уже бежал по мраморной лестнице наверх. Я отматывал этажи, стараясь производить как можно меньше шума, чтобы не выдать себя.
На восьмом этаже я вылетел из-за угла и чуть было не сбил с ног террориста, который, сжав автомат в руках, обозревал холл Библиотеки, облокотившись о перила. Я успел свернуть и, перепрыгнув через две ступеньки, оказался на лестничной площадке, где стояли два кресла и журнальный столик. Я опустился в кресло передохнуть и уставился на бандита. Бородач разглядывал нижние этажи, отслеживая передвижение людей дулом автомата.
Отдышавшись, я мягко вскочил и помчался дальше.
Я позволил себе перевести дух только на двадцать третьем этаже, где царило оживление. Человек двадцать бородачей стояло на коленях на полу, положив автоматы рядом с собой, и, обратившись лицом на восток, возносили молитвы своему жестокому богу. Я не испытывал враждебности к мусульманам и Аллаху, но «первоземельцы» имели к ним такое же отношение, как спаривающиеся лягушки к сбою в операционной системе автоматической биостанции, которая следит за процессом размножения у обитателей болот.
Тишина стояла изумительная. Было слышно, как бьется прибой о берег острова. Я лавировал между молящимися террористами, как тральщик сквозь заминированный пролив. Я медленно продвигался к распахнутым дверям, в просвете между которыми виднелся заполненный конференц-зал.
Я вступил в просвет, шагнул в сторону, и, прислонившись к стене, замер, обозревая зал.
Ряды с креслами. Кресла заполнены людьми. Люди сидят в разнообразных позах. Кто спит, облокотившись о спинку кресла напротив. Кто разглядывает потолок, положив голову на спинку своего кресла. Кто, ссутулившись, пытается заснуть, обняв свои колени. На сцене сидят женщины с автоматами, контролирующие весь зал. В проходах между рядами молятся бородачи под присмотром своих боевых подруг.
Сонный зал, заполненный гнетущей атмосферой. Я медленно побрел вдоль рядов. Я подумал, что если отыщу Исайю Шоммера, сына Крысобоя, и удостоверюсь, что он жив, Марк будет безмерно счастлив. Я искал глазами, вчитываясь в имена, значащиеся на бейджиках. Я шел между рядами.
Все дальнейшее случилось внезапно. Никто не успел отреагировать.
Атмосфера, царящая в зале, сводила с ума, и нужна была разрядка, чтобы снять напряжение в воздухе. Я чувствовал, что здесь скоро прольется кровь. И она пролилась. Со своего места вскочил невзрачный мужчина в сером костюме. Он столкнул молящегося бородача и молча помчался по проходу к выходу. Он бежал прямо на меня. Я замер в ужасе, понимая, что должно произойти дальше. Мужчина сбил меня с ног, споткнулся, упал, попытался подняться, и две пули, выпущенные женщинами-наблюдателями, опрокинули его на спину. Я вскочил, всмотрелся в лицо неподвижно лежащего заложника и убедился, что попытка бегства не удалась. Мужчина был мертв. Крохотная дырочка в голове, из которой выступило несколько капель крови, не оставляла сомнений. Я с замиранием сердца перевел взгляд на бейджик мужчины. Я боялся увидеть на карточке имя сына Крысобоя, но там значилось: «ЮЛИЙ СЕЛЕЦКИЙ».
