— А что в этом плохого?
Он снял галстук.
— Дело в логистике.
Она поняла. Майк жил слишком далеко, чтобы Тоби мог ездить к нему домой, особенно зимой, а Бри было бы неудобно возить его туда-обратно по несколько раз в день.
— Значит, собаке придется остаться с нами, — заключила она.
— Прости, — произнес он. — Я должен был сначала спросить у тебя.
Она заставила себя кивнуть, хотя огромные лапы Мартина внушали ужас.
— Все в порядке, — сказала она.
Тоби пытался отобрать у щенка палку. Он сильно подрос, и единственные приличные штаны стали маловаты, и скоро потребуются новые туфли. Она отмахнулась от этой мысли.
— Расскажи мне о своем доме.
— Это один из самый дорогих домов на острове и самых больших… — Он умолк, привычный энтузиазм покинул его. — Прости, я не собирался разглагольствовать. Когда занимаешься продажей недвижимости, привыкаешь говорить в определенной манере.
Бри удивило, что он сам понял, что зашел слишком далеко, однако выглядел скорее усталым, чем смущенным. Она не знала, чем еще поинтересоваться, поэтому попросила показать ей дом изнутри.
Майк бросил Тоби собачий поводок.
— Как насчет того, чтобы выгулять Мартина, пока я покажу Бри свои владения?
Пока мальчик пристегивал поводок к ошейнику щенка, Бри прошла за Майком через стеклянные двери в дом. Они ступили в огромный зал с обшитыми деревом стенами, высоким потолком и массивным камином из дикого камня. Достойный демонстрации в глянцевом журнале интерьер выглядел по-мужски сдержанно и уютно. Цветовая гамма была выдержана в шоколадных, коричных и пасленовых тонах. Старинные снегоступы, топографические карты и железные светильники висели на одной стене; огромное окно с видом на озеро занимало вторую. Круглый кофейный столик стоял у мягкого кожаного дивана, накрытого покрывалом «Пендлтон» в черно-золотую клетку. На каминной полке стояла плетеная корзина для дров и грубо выструганная статуэтка черного медведя.
— Красиво, — сказала она.
— Я всегда мечтал о северном деревянном доме. Где было бы прохладно и темно летом. Тепло и уютно зимой.
— Чисто по-мичигански, — с усмешкой заметила Бри. — Я бы сказала, тебе удалось достичь желаемого.
— Я нанял дизайнера. Отличный парень. Они с партнером приезжают раз в год и выбрасывают вещи, которые я покупаю в дом. До сих пор не могу понять, чем плохи постеры «Ю-ту» и чучело карпа. — Глаза его улыбались, но когда она заговорила, он отвернулся. — Правда в том, что у меня нет вкуса. Уверен, ты это заметила.
Точно. Зато Майк мог похвастаться добротой.
— Большой дом для холостяка, — заметила она.
— Я строил его для целой семьи. Тогда я был помолвлен.
Это ее удивило, хотя и не должно было. Столь привлекательный и успешный мужчина, как Майк, едва ли испытывал сложности с тем, чтобы найти себе женщину, по крайней мере из числа тех, кто не знал его ребенком.
— Я ее знаю? — спросила она.
— Нет. — Он ногой убрал с пути оттоманку. — Ее семья летом отдыхает в Петоски. Расторжение этой помолвки оказалось самым сложным, что мне когда-либо приходилось делать.
— Ты разорвал помолвку?
— А ты решила, что это меня бросили, верно?
— Нет, вовсе нет. — Хотя именно так и подумала. — Я просто не знала, что ты был помолвлен.
— У нас были разные ценности. Ей не нравились жизнь на острове и большинство моих местных друзей. Но у нее были и достоинства.
— Однако их оказалось недостаточно, чтобы ты на ней женился.
Он не желал говорить плохо о своей бывшей невесте.
— Она тяжело это переживала. До сих пор виню себя за это.
Сомневаться в этом не приходилось. Взрослый Майк Моуди старался не причинять боль людям. А может, это ему никогда и не нравилось.
Он потянулся к воротнику, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу. Простое движение, но настолько мужское, что Бри на мгновение почувствовала себя неуютно. Это ощущение так сильно ее взволновало, что она задала вопрос, на который никогда не решилась бы при других обстоятельствах.
— И много у тебя было женщин?
— Много? Нет. Как бы ни любил секс, я никогда не спал с женщиной, к которой не испытывал искреннюю симпатию. И если это делает меня чудаком, так тому и быть.
Это не делало его чудаком, это делало его порядочным парнем, но она пожалела, что подняла вопрос о сексе. Впрочем, она затронула тему, но не обязательно было посвящать ее в подробности. Бри хотелось верить, что он…
Она не знала, во что верить, и обрадовалась, когда у него зазвонил мобильник.
— Клиент, — сказал он, глядя на дисплей. — Нужно ответить.
Она удалилась в другую комнату. Изучила пыльную стопку книг на столе. Джон Стейнбек, Курт Воннегут, пара мотивационных книг, Библия. Здесь лежали и журналы «Спортс Иллюстрейтед», «Джи Кью». Все выглядело так, будто он уже прочитал их, и она почти вспомнила, как Майк вовлекал Дэвида в довольно сложные для последнего разговоры о книгах.
Через стеклянные двери она увидела, как Майк в соседней комнате говорит по телефону. Он был образцом для подражания в жизни Тоби, практически старшим братом. Или отцом. Бри больше не сомневалась, что он любил мальчика, но сколько это могло продлиться? Как бы отреагировал Тоби, если бы Майк отдалился от него?
С каждым днем ей было все труднее принимать собственные доводы. Она больше не могла сказать наверняка, когда Майк делал что-то в корыстных целях, а когда — искренне. Зато точно знала, в чем ее корысть… Она ощутила укол совести.
Он закончил телефонный разговор и снова присоединился к гостье, однако вскоре стало очевидно, что ему больше хочется вернуться к Тоби и собаке, чем беседовать с ней.
Люси сидела на старом пляжном полотенце под вишневым деревом в близлежащем фруктовом саду, который не был виден из дома. Три дня подряд она слушала местные новости, однако о телах, которые прибило к берегу, не сказали ни слова, поэтому она предположила, что напавшие на нее головорезы выжили. Жаль. Сегодня она покрутила медогонку, разлила по банкам мед и кое-что приготовила, но прежде чем заняться ужином, улизнула, чтобы посидеть здесь, полежать на спине и полюбоваться облаками сквозь ветви деревьев.
Одна из пчел Бри приземлилась на лужайку с клевером неподалеку от ее руки и вставила хоботок в сердцевину цветка. По мере того как синяки у нее стали светлеть, все, что казалось таким мрачным, постепенно прояснялось. Долгие годы она жила в оболочке, которая ей не подходила. Но личина, которую она приняла этим летом, оказалась столь же неподходящей. Неужели она правда думала, что стоит лишь нанести татуировки и изобразить бесстрашие — и она станет свободной бунтаркой, которой хочет быть? Это лето было не более чем фантазия. Панда был не более чем мираж.
