Радима вернули через три дня. Видно работы с ним было больше, чем с Дамиром. Только и от Радима в первые часы Старх не мог ничего добиться. Тот смотрел вперед себя остановившимся взглядом и мычал низко так, утомительно. Но к вечеру разговорился. Только вот беда, ничего толком то рассказать и не мог. Где-то летал, где-то ходил, что-то видел. А вот как описать увиденное, да услышанное, тут же начинал опять мычать, словно умственно отсталый.
Старх бросил бесплодные попытки вызнать что-нибудь любопытное, и стал ждать своего череда. Уж всяко лучше чем без дела две недели с лишком сидеть.
Весь следующий день он ходил из угла в угол, ожидая появление черного дыма, но ничего не происходило. Неужели, его решили оставить в покое? Может скоро вообще домой отпустят?
Дым появился тогда, когда Старх его ждать перестал. Он как раз пообедал появившимся из воздуха жаренным мясом с отварным картофелем и большой кружкой забродившего компота. Может быть от того, что компот забродил, а может просто от усталости, Старх зазевался возле книжного стеллажа, порядком ему опостылевшего, когда его схватил черный дым. Он опал на него с потолка, словно ушат воды, и мигом проглотил.
Когда Старх очнулся, то обнаружил себя летящим на воздухолете. Он сидел в пассажирском кресле позади пилота, держащегося за штурвал. Рядом с пилотом спиной к нему сидел его учитель, барон Карл Мюнх. Изрядно поседевший. Вот барон обернулся к нему, улыбнулся, в его наполненных силой и жизнью глазах блеснула искорка.
– Что сдрейфил? Все будет хорошо. Это не сложное задание. Ты выдержишь, – подбодрил ученика барон.
Старх, услышав знакомый голос, подумал было, что все осталось позади, и его заточение, и безумный Шляпник Нерон, взявшийся провести его по грани равновесия. Он вернулся к нормальной жизни, пускай и через несколько лет. Это заметно по седым волосам барона Мюнха.
Старх кивнул барону и попытался улыбнуться. Плохо у него получилось, но барон не заметил. Он уже отвернулся и о чем-то говорил пилоту.
Рядом кто-то завозился. Старх обернулся и увидел Миконю, старого ворчливого медведя, который в первые месяцы жизни при бароне присматривал за ним. Только вот что-то не то было с Миконей. Что-то нехорошее. Присмотревшись, Старх понял, что его так встревожило. На носу Микони сидели очки в толстой роговой оправе, а вот стекла в них были расколоты. Тещинки разделили стекла на сотни крохотных стеклышек, и когда Миконя открыл глаза и посмотрел, на Старха уставились сотни глаз. Он отшатнулся. Перед ним в обличии Микони сидел Многоглазый Шляпник. Тот заметил, что его узнали, усмехнулся криво, подмигнул всеми глазами Старху и прошептал:
– Начнем обучение.
Нерон подался вперед, вытянул перед собой руки, зашевелил пальцами, словно щупальцами, их тут же объяло черное пламя, и изготовился нанести удар по барону Мюнху.
Старх не мог этого допустить. Он должен был остановить Шляпника, даже если тот использовал тело Микони для грязного дела. А остановить его можно было только убив. При этом умрет не Шляпник, а Миконя, чьим телом завладел Нерон. Но Старх сомневался, что Миконя еще жив. Шляпник разрушил его тело, а теперь хотел уничтожить барона.
Старх не долго размышлял. Он хотел было закричать, чтобы привлечь к себе внимание. Но не смог. Тогда он ударил. Он и сам не знал, откуда в его руке взялся длинный кинжал с черной ручкоятью, но лезвие с силой вошло в горло Шляпника. В ту же секунду наваждение прошло. Очки и многоглазость пропала, на него с удивлением и немым укором смотрел Миконя, зажимая рукой горло, откуда еще торчала рукоять кинжала. Кровь чуть сочилась по шее.
Барон Мюнх, привлеченный шумом, обернулся и оценивающе осмотрел смертельно раненного Миконю и растерявшегося Старха. Его казалось ничуть не смутило увиденное. Черный дым полыхнул из его глаз, и барон Мюнх произнес голосом, полным железного скрежета:
– Ты сделал свой выбор.
В ту же секунду воздухолет, Миконя и барон Мюнх оказались проглоченными черным дымом, вырвавшимся из глаз барона. Дым заполнил собой все пространство вокруг. Остался только он: всесильный чернильный дым, полный страха и злой радости.
Старх хотел закричать, покаяться, что он ничего не выбирал, и ни в чем не виноват, но язык прирос к небу, и раздавалось только глухое мычание слабоумного. А вокруг зазвучал чужой зловещий хохот, сводящий с ума. Старх ничего не мог с собой поделать. Он растворился в чернильной тьме, растворился в хохоте. Весь без остатка, принимая все в себя.
Теперь он на собственной шкуре испытал весь ужас происходящего. Только вот никто не донимал вопросами. А зачем, если и Радим и Дамир понимали что с ним. Интересно, а перед каким выбором были поставлены они? Выбирали между родителями, или братьями и сестрами. Узнать это Старху не суждено.
Два дня было отдано на восстановление. Почти все это время он пролежал на полу, на ковре и безучастно смотрел в потолок. Лишь изредка поднимался, когда чувствовал голод, чтобы съесть круг колбасы с хлебом, да запить кружкой молока. Отчего-то потянуло на молоко. Вспоминался дом, запрятанный в сибирских лесах, на самой окраине Затерянного тракта, изгиб реки Смирной, в объятьях которой жила его родная деревня. И так захотелось хотя бы разок пробежать по утренней росе в поле, пройтись по главной деревенской улице, услышать петушиную разноголосицу вперемежку с мычанием коров, выгоняемых на пастбище. Отчаянно захотелось увидеть Михея. И сил терпеть не было. Старх заплакал и со слезами ушло все оцепенение и немота, оставшиеся после последней встречи с Шляпником.
Он нашел в себе силы подняться и обнаружил, что остался один в библиотеке. Ни Радима, ни Дамира не было. Старх обошел всю комнату вдоль стен, заглянул под письменный стол, где любил прятаться Дамир, но никого не нашел.
Это не взволновало мальчишку. Мало ли куда страшный Нерон забрал ребят. Может, он решил покуражиться над двумя пацанами одновременно. Старх понимал, что все что делал Шляпник скрывало в себе тайный смысл, но не понимал его. Нерон хотел их чему-то научить, но вот чему и как он собирался это делать.
Привычно побродив вдоль полок с книгами, Старх выбрал наугад томик и уселся в кресло. Раньше книги радовали его. Листая страницы, пахнущие типографской краской или прелью веков, Старх наслаждался чтением. Теперь же книга, лежащая у него на коленях, была каким-то неуклюжим тяжелым поленом, в котором не было никакого смысла, одна лишь пустота. Стоило подумать об этом, как Старх почувствовал, как что-то изменилось вокруг. Ногам стало тяжело, что-то давило на них. Он поморгал глазами, пытаясь вернуться к реальности, и увидел там, где раньше лежала книга, находилось грубое березовое полено. Вскрикнув по-девчоночьи, Старх дернулся и скинул с ног полено. Оно гулко упало на пол и… так и осталось поленом, хотя Старх надеялся, что наваждение рассеется.
Да что же это такое происходит? Да за что? Как книга могла обернуться поленом? Он же даже не колдовал, всего лишь подумал. Но… вспомнилось вдруг Старху… во время испытания в воздухолете, когда он защищал барона, в его руке откуда-то появился кинжал, хотя раньше его не было. Он всего лишь подумал о чем-то остром, и вот уже хищное лезвие входит в горло лже-Микони.
