– Я в курсе. У меня адрес есть.
До прихода инспектора Крабова оставалось еще минимум полчаса, если Гонза уже успел позвонить. Текущих дел по пивоварению у меня не наличествовало. По крайней мере, настолько срочных. И я включил телевизор. Столичный канал, использовавший в качестве значка имперского двуглавого орла, транслировал новости. Мне подфартило как всегда. Вещали о подготовке празднования трехсотлетия Санкт‑Петрополиса и как обычно катили бочку на нашего губернатора – Владислава Пятиримова. Суть всего наезда сводилась к тому, что добрая половина выделенных на празднование денег куда‑то исчезла. Доподлинно было известно, что из Москвы деньги ушли, а Пятиримов разводил руками и убеждал прессу, что никогда не видел вышеозначенной суммы, а все слухи о том, что сумма эта покинула Москву, – навет прессы, тщательно спланированный и по нотам сыгранный спектакль. Пятиримов даже грозился указать на режиссера представления, но его никто не слушал.
Лично для меня ясно было одно – политической карьере Владислава Пятиримова крышка. Ему дадут отпраздновать трехсотлетие и даже, возможно, дадут досидеть губернаторский срок, после чего упекут за расхищение по указу императора. Грешно тырить в таких масштабах, да притом так нагло.
Закончив обсасывать коррупционную тему, ведущий доложил о готовящемся приезде сэра Пола Маккартни в Северную Венецию. Вкратце он рассказал историю группы «Битлз», помянул известную песню «Назад в Россию» и напомнил о концерте экс‑битла в Москве на Красной площади.
Я прогнал каналы. Но везде одно и то же. Время новостей. Не о трехсотлетии, так об оккупации Ирака Социалистическими Соединенными Штатами Америки; не об Ираке, так о концерте сэра Пола; не о Маккартни, так о коррупции в губернаторских кругах Санкт‑Петрополиса.
Замкнутый круг.
Я уж отчаялся увидеть что‑нибудь полезное, как надобность в телевизоре отпала.
Я узнал о явлении инспектора Крабова раньше, чем мне сообщил Гонза Кубинец, спустившийся в Хмельную. Сверху раздался надсадный рев старого медведя, в последний раз забравшегося на самку, затрясся пол и захлопали двери. Я уж забеспокоился о сохранности своего пива. Вдруг звуковые колебания оказывают на него пагубное воздействие? Я направился сквозь Хмельную к лифту и столкнулся с Кубинцем, выходящим из лифтовой кабины.
– Крабов прибыл, – обрадовал Кубинец. – Очень счастлив, что труп в нашем доме. Теперь у него появился повод отобрать лицензию.
– Пусть попробует, – хмуро бросил я.
Появилось ощущение, что стены стали сжиматься, норовя меня раздавить, и тут же пропало. Но я принял это за знак свыше.
Петр Петрович Крабов вполне соответствовал тому облику, что рисовал шум, производимый им. Медведь с незажженной сигарой в зубах, втиснувшийся в костюм, топтался в нашей прихожей, скептически оглядывая неподвижное тело Ирисова. Поручик Ираклий Стеблин находился подле. Вокруг Крабова суетились люди в форме, раскладывали свои инструменты эксперты, сверкали вспышками света фотоаппараты. Завидев меня, Крабов всплеснул руками и взрычал:
– Туровский, я же предупреждал вас, не давайте мне повода. Отчего же вы так непослушны? – Инспектор Крабов хищно рассмеялся. – Ну рассказывайте, Туровский, вы сами подвешивали бедолагу или за вас это сделал Гонза?
– Во‑первых, – учтиво, пытаясь сохранить хладнокровие, сказал я, – прошу учесть, Крабов, у нас действует презумпция невиновности…
– К черту, Туровский, бросьте фиглярничать. – Улыбка сползла с лица Крабова.
– Во‑вторых, поручик Стеблин, будьте свидетелем. Инспектор Крабов позволяет предвзято относиться к нашим персонам.
Стеблин нахмурился и, потупив взор, точно от стыда, отчеканил:
– Петр Петрович, право же, вы загибаете.
– Бросьте, Стеблин, у нас появился прекрасный шанс. А вы хотите испортить всю партию, – подавляя подчиненного, заявил инспектор.
Крабова похлопал по плечу низкорослый толстячок в очках с сильными линзами. Он напоминал дряхлую черепаху, угодившую в суп.
– Извините, инспектор, у повешенного на шее обнаружены следы инъекции. Осмелюсь предположить, что он был отравлен. Скорее всего, ампула была выстрелена. Точно можно будет сказать только после экспертизы.
Крабов расплылся в улыбке и хлопнул в ладоши.
– Теперь, Туровский, вам нужно проявить чудеса изворотливости, чтобы сохранить свою задницу в сухости и тепле.
– Не беспокойтесь, Крабов, я скользкий как угорь. Выползу, – пообещал я, сохраняя хладнокровие. Инспектору мое заявление пришлось не по вкусу.
– Туровский, я лишаю вас лицензии вплоть до окончания следствия по делу об убийстве Ивана Ирисова.
Гонза скривился и сжал кулаки.
– Я обжалую такое решение, инспектор, в городском управлении, – пообещал я.
– Ничего вам не светит, Туровский. Это стандартная процедура, – парировал Крабов.
– Да, но у меня есть алиби. – Я вкинул в партию козырь.
Инспектор Крабов нахмурился, отчего его лицо стало напоминать театральную маску, отображающую скорбь.
– Когда приехал Ирисов…
– А зачем он приезжал? – прервал меня Стеблин.
– Почистить компьютер. У меня были подозрения на «Траян». Вчера слишком долго и неаккуратно Гонза шастал по Сети, – разъяснил я.
Кубинец досадно хмыкнул, но промолчал.
– Так вот. Когда приехал Ирисов, у меня находился один из работников Иеронима Балаганова, со‑президента компании «Седуктиве Бед».
Лицо Крабова вытянулось, точно он повстречал своего покойного дедушку.
– Потом Ирисов остался, а мы уехали. Около двух часов я провел с Иеронимом Балагановым. Гонза был со мною. Затем мы вернулись в сопровождении двух сотрудников и обнаружили тело. Вот в общем‑то и все. Так что если бы мы даже хотели убить Ивана Ирисова, что само по себе абсурдно, у нас не было ни одной свободной минутки.
Я чувствовал себя Сципионом Африканским Младшим, въезжающим в Рим после разрушения Карфагена, а граждане свободного города чествовали меня как триумфатора.
– Где же эти сотрудники? – растерявший былую уверенность, спросил инспектор.
– Отправились докладывать руководству, – предположил я.
– Иероним Балаганов ваш клиент? – задал вопрос в лоб Крабов.
– Я думаю, что это не относится к сути данного дела. Но если вам уж так хочется это знать, спросите у Балаганова сами.
Полный триумф.
Инспектор Крабов скривился, словно ему довел ось разжевать живую лягушку.
– Что ж, я проверю все, что вы мне сообщили, – произнес Петр Петрович. Сдавать позиции он не привык. – Но учтите, Туровский, я проверю все, что вы мне сказали. И не дай бог, вы втерли мне липу. Я вернусь и лишу вас лицензии.
