Книга Голос нашей тени, страница 26. Автор книги Джонатан Кэрролл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Голос нашей тени»

Cтраница 26

Сбегая по лестнице своего дома, я обдумывал (или пробовал на язык) эти слова, как актер, зубрящий новую роль. «Пол умер?» «Пол Тейт умер». «Пол умер». Все звучало не так — это были слова чужого языка, не из этого мира. Слова, которые до сего дня я не мог представить вместе.

Сразу за дверью продавали цветы, и я на мгновение подумал, не купить ли мне букет для Индии. Продавец, поймав мой взгляд, с энтузиазмом сообщил, что сегодня розы особенно хороши. Но при виде этих красных цветов я сбросил оцепенение и опрометью бросился по улице в поисках такси.

У таксиста была нелепая шерстяная кепка в желто-черную клетку с пушистым черным помпоном. Она была так уродлива, что у меня возникло непреодолимое желание сбить ее у него с головы со словами: «Как ты можешь носить эту кепку, когда умер мой друг?» К зеркалу заднего вида был на ниточке подвешен маленький футбольный мяч. Всю дорогу я держал глаза закрытыми, чтобы не видеть всего этого.

— Wiedersehen! [55] — чирикнул водитель через плечо, и такси отъехало от тротуара. Я повернулся к их дому. Это был новый дом со знакомой табличкой на стене, сообщающей, что стоявшее здесь раньше здание было разрушено во время войны, а это построено в пятидесятые годы.

Я нажат на кнопку домофона и был удивлен, как быстро ответила Индия. Мне подумалось, что она сидела у переговорного устройства с самого нашего телефонного разговора.

— Джо, это ты?

— Да, Индия. Прежде чем я поднимусь, может быть, сходить в магазин и купить тебе чего-нибудь? Хочешь вина?

— Нет, поднимайся.

В их квартире веяло холодом, но на Индии была моя любимая желтая футболка и белая льняная юбка, которая больше бы подошла к жарким августовским дням. И ноги тоже босые. Тейты, казалось, не замечали холода — что он, что она. Я перестал этому удивляться, поняв, что некоторым образом это объяснимо: в них было столько бурлящей, бьющей через край жизненной энергии, что часть ее неизбежно должна превращаться в тепло. Эта мысль так запала мне в душу, что я решил ее проверить. Однажды безобразной, будничной, холодной сырой октябрьской ночью, когда мы ждали трамвая, я «случайно» прикоснулся к руке Пола. Она была горячей, как кофейник. Но теперь это осталось в прошлом.

Их квартира казалась зловеще чистой и прибранной. Наверное, я в душе ожидал, что там по какой-то причине все будет вверх дном, но оказалось иначе. На бамбуковом кофейном столике были аккуратно разложены журналы, на диване возвышались шелковые подушки без единой вмятины… А хуже всего то, что стол, как и раньше, был накрыт на двоих. Все — подставки, бокалы, столовое серебро. От этого создавалась иллюзия, что вот-вот подадут обед.

— Хочешь чашку кофе, Джо? Я только что сварила. Мне не хотелось, но ей, очевидно, было нужно что-то делать, двигаться, чем-то занять руки.

— Да, это было бы очень кстати.

Индия принесла мне поднос, заставленный кофейными кружками, массивными сахарницей и сливочником, тарелкой с нарезанным кексом и двумя льняными салфетками. Она, как могла, суетилась с кофе и кексом, но в конце концов завод кончился, и она замерла.

Потом Индия стала бессмысленно потирать запястья, в то же время стараясь просто и непринужденно мне улыбаться. Я поставил на стол горячую кружку и пальцами вытер губы.

— Я теперь вдова, Джо. Вдова. Черт, что за странное слово.

— Ты расскажешь мне, что случилось? Можешь?

— Да. — Она глубоко вдохнула и закрыла глаза. — Он всегда делал эти упражнения — перед обедом. Говорил, что они позволяют ему расслабиться и почувствовать себя голодным. Я была на кухне, готовила… — Она запрокинула голову и застонала, а потом, закрыв лицо руками, сползла с кушетки на пол. Свернувшись в позу зародыша, она рыдала и рыдала, пока не выплакала все. Когда я решил, что все прошло, то опустился рядом с ней и положил руку ей на спину. От прикосновения Индия снова зарыдала и, продолжая плакать, забралась мне на колени. Прошло немало времени, прежде чем она утихла.

Он качал пресс. Они еще вечно шутили насчет того, что при этом он считал вслух, дабы Индия слышала, в какой он хорошей форме. Когда он вдруг замолчал, она не придала этому значения. Подумала, что он устал или запыхался. А зайдя в комнату, увидела, что он лежит на спине, крепко сцепив руки на груди. Индия подумала, что он дурачится. Села за стол, аккуратно разложила ножи и вилки. Время от времени она поглядывала на него, а когда он так и не пошевелился, рассердилась. Сказала, что хватит дурачиться. Когда же ничего не изменилось, она сердито вскочила из-за стола, собираясь защекотать его до посинения, и склонилась над ним, пальцы наизготовку. И тут впервые заметила, что между губ торчит кончик языка и на нем кровь.

Кофе показался мне холодной кислотой. Индия закончила рассказ, сидя на краю кушетки и глядя в стену перед собой:

— У него было высокое давление. Пару лет назад врач сказал, что ему следует заниматься спортом, это поможет. — Она повернулась ко мне с жесткой металлической улыбкой на губах. — Знаешь что? Когда он последний раз был у врача, ему сказали, что его давление серьезно снизилось.

— Индия, он говорил тебе, что произошло в тот день в «Хилтоне»?

Она кивнула.

— Малыш?

— Да.

— Ты думаешь, его доконало то, что он узнал про нас с тобой?

— Не знаю, Индия.

— Я тоже, Джо.

Его хоронили через три дня на маленьком кладбище перед одним из виноградников в Хайлигенштадте. Он открыл это место как-то во время воскресной прогулки и взял с Индии обещание, что та постарается похоронить его здесь, если он умрет в Вене. Сказал, что ему нравится этот вид — резной гранит надгробий и чугунная филигрань оград на фоне холмов и виноградников. А дальше наверху — Шлосс-Леопольдсберг и зеленые опушки Винервальда.

Я знал кое-кого из пришедших на похороны. Огромный, как медведь, югослав по имени Амир, который любил готовить и хотя бы раз в месяц приглашал Тейтов на ужин. Были несколько сослуживцев Пола и красивая чернокожая учительница из международной школы, подъехавшая на ярко-оранжевом «порше» с откидным верхом. Но я удивился, что не пришло больше. Я то и дело поглядывал на Индию: осознает ли она, как нас мало. На ней не было головного убора, и волосы свободно развевались на ветру. Ее лицо ничего не выражало, кроме какой-то замкнутой гармонии. Потом она рассказала мне, что думала только о своей скорби и о последних мгновениях вместе с мужем.

Погода была хорошей, солнечной. Несколько раз солнце весело отразилось от полированного надгробия поблизости. Кроме изредка проезжавших машин и хруста гравия под ногами, не слышалось ни звука. Стояла тишина, которую боишься нарушить, потому что хрупкость момента может рассыпаться, Пол Тейт окажется в самом деле навсегда ушедшим от нас, и мы вскоре покинем его.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация