– В том-то все дело. С юридической точки зрения я ни с кем не должен об этом говорить.
Джесс не смотрела на него. Она выучила этот трюк давным-давно: когда Никки только переехал к ним, социальный работник сказал, что мальчик откроется намного больше, если не смотреть ему в глаза. Мужчины, как животные: непосредственный контакт воспринимают как угрозу.
– Я ничего никому не могу рассказать. В смысле, с юридической точки зрения.
Джесс вытянула ноги, любуясь на закат.
– Но я же не считаюсь. Я всего лишь уборщица.
Мистер Николс шумно выдохнул.
– Твою мать! – еще раз повторил он.
И он рассказал ей, опустив голову и ероша пальцами короткие темные волосы. Рассказал о подружке, которую не знал, как половчее бросить, и о бывшей жене, которая до сих пор не оставила его в покое, и о том, как вся его жизнь полетела под откос. Рассказал о своей компании и о том, что сейчас должен быть в офисе, празднуя запуск программы, над которой усердно трудился последние шесть лет. А вместо этого должен держаться подальше от всего и всех, кого знает, и к тому же ему грозит судебное преследование. Рассказал о своем больном отце, которому станет еще хуже, когда он узнает, что случилось. И об адвокате, который только что позвонил и сообщил, что вскоре после возвращения из поездки Эд должен явиться в лондонский полицейский участок, где ему будет предъявлено обвинение в инсайдерской торговле – обвинение, которое может обойтись в двадцать лет заключения. Когда он замолчал, у Джесс кружилась голова.
– Все, ради чего я работал. Все, что было мне дорого. Мне нельзя появляться в собственном офисе. Я не могу даже вернуться в свою квартиру. Вдруг журналисты пронюхают, и я совершу очередную глупость и проболтаюсь. Не могу повидаться с собственным отцом, потому что он умрет с мыслью, что его сын – безнадежный идиот.
Джесс переваривала его рассказ несколько минут. Мистер Николс уныло улыбался, глядя на небо.
– И знаете, что самое замечательное? У меня день рождения.
– Что?
– Сегодня. У меня день рождения.
– Сегодня? Почему вы ничего не сказали?
– Потому что мне тридцать четыре года и в моем возрасте глупо радоваться дням рождения. – Он отпил пива. – И из-за дурацкого пищевого отравления у меня не слишком праздничное настроение. – Он покосился на нее. – К тому же вы могли запеть «С днем рождения» в машине.
– Я спою здесь.
– Пожалуйста, не надо. Все и так ужасно.
У Джесс кружилась голова. Она не подозревала, какое тяжкое бремя лежит на плечах мистера Николса. Будь это кто-нибудь другой, она обняла бы его и попыталась успокоить. Но мистер Николс был слишком раздражителен. И разве его можно винить? Это все равно что предложить пластырь человеку, которому только что ампутировали руку.
– Все наладится, правда, – сказала Джесс, не сумев придумать ничего получше. – Судьба накажет девушку, которая вас подставила.
– Судьба? – скривился мистер Николс.
– Я всегда говорю это детям. Хорошее случается с хорошими людьми. Надо только верить…
– Выходит, я был полным дерьмом.
– Перестаньте. У вас есть собственность. Есть машины. Есть голова на плечах. Есть дорогие адвокаты. Вы можете все исправить.
– Почему вы такая оптимистка?
– Потому что рано или поздно все наладится.
– И это говорит женщина, которой не хватило денег на поезд.
Джесс не сводила глаз с крутого склона холма.
– В честь вашего дня рождения будем считать, что я этого не слышала.
– Простите, – вздохнул мистер Николс. – Я знаю, вы пытаетесь помочь. Но сейчас ваш неослабевающий оптимизм кажется мне утомительным.
– Проехать несколько сотен миль в машине с тремя незнакомыми людьми и большой собакой – вот что действительно утомительно. Ступайте наверх, полежите подольше в ванной, и вам полегчает. Идите.
Мистер Николс побрел в дом, словно приговоренный. Джесс сидела и смотрела на ровную зеленую пустошь. Она попыталась представить, каково это – жить под угрозой тюремного заключения, не иметь возможности приблизиться к любимым вещам или людям. Попыталась представить, каково отбывать срок человеку вроде мистера Николса. А затем решила об этом не думать и всеми фибрами души понадеялась, что Никки не истратил горячую воду.
Через некоторое время Джесс вернулась в паб с пустыми бокалами. Наклонилась через стойку бара, за которой хозяйка смотрела передачу «Дома с молотка». Старики молча сидели за ее спиной и тоже смотрели телевизор либо глядели в свои кружки слезящимися глазами.
– Миссис Дикинс? Видите ли, у моего мужа сегодня день рождения. Вы не могли бы мне помочь?
Мистер Николс наконец спустился вниз в половине девятого в той же одежде, что и днем. И вчера днем. Джесс знала, что он искупался, потому что его волосы были влажными и он побрился.
– Интересно, что у вас в сумке? Труп?
– Что? – Он направился в бар, благоухая мылом «Уилкинсон суорд».
– Вы носите одну и ту же одежду с тех пор, как мы уехали.
Он посмотрел вниз, словно чтобы проверить:
– А! Нет. Это чистая.
– Вы носите одинаковые футболку и джинсы? Каждый день?
– Зато не надо думать, что надеть.
Джесс долго смотрела на него, но решила проглотить все, что вертелось у нее на языке. В конце концов, сегодня его день рождения.
– О! А вы чудесно выглядите, – внезапно произнес он, как будто только что заметил.
Джесс переоделась в голубой сарафан и кардиган. Она приберегала их для олимпиады, но решила, что день рождения важнее.
– Благодарю. Стараюсь соответствовать обстановке.
– Решили на время снять кепку и джинсы, уделанные собачьей шерстью?
– Вы пожалеете о своем сарказме. Потому что у меня в запасе сюрприз.
– Сюрприз? – Мистер Николс внезапно насторожился.
– Приятный сюрприз. Держите. – Джесс протянула ему один из двух бокалов, над которыми немного поколдовала, к удивлению миссис Дикинс. – Полагаю, вы уже неплохо себя чувствуете.
– Что это? – Он с подозрением глядел на бокал.
Здесь не готовили коктейлей с 1987 года, сообщила миссис Дикинс, пока Джесс изучала пыльные бутылки за дозатором.
– Скотч, ликер «Трипл-сек» и апельсиновый сок.
Он сделал глоток. Затем еще один, побольше.
– Неплохо.
– Я знала, что вам понравится. Я приготовила его специально для вас. Он называется «Чертов зануда».
Белый пластмассовый стол стоял на вытертой лужайке. На нем лежали два набора приборов из нержавеющей стали и горела свеча в бутылке из-под вина. Джесс протерла стулья салфеткой и выдвинула стул для мистера Николса:
