– Ступай, не бойся. По моему следу иди. Ну-ка, шаг вперед!
И она сделала этот шаг. А потом – еще один. Зажмурившись, прикрыв лицо руками. Колючки скользнули по ладоням, по локтям, прощекотали… И пропали.
– Открывай личико, Гюльчатай, открывай! Прошла уже!
Она оглянулась. За спиной подрагивала та же самая непроходимая стена. За спиной! Татьяна с удивлением посмотрела на свои руки – ни единой царапины! Только зудящие красные полосы. Почесывалось, впрочем, все тело – даже ступни. Хотя их-то оцарапать никак не могло!
– Что это, Саша? Иллюзия? – она протянула руку к кустам – и тут же отдернула, уколовшись.
– Можно и так назвать. А вообще-то это гораздо… – ведун посмотрел на заросли, чуть пошевелил губами. – Мощнее, что ли. Другой уровень. Иллюзия – это когда видишь и чувствуешь то, чего на самом деле нет. Морок, одним словом. А эти кусты – они и есть, и их нет. Весной они цветут, осенью облетают – но пройти можно насквозь. Чешешься?
– Ага, – в самом деле, руки зудели ужасно. Как после пиршества комариного роя. Ничего себе иллюзия! – Так что же меня укололо, если там ничего нет?
– Память. Я не шучу, – Саша чуть кивнул, встретив ее взгляд. – Лес помнит, какими были и должны быть эти кусты. Ты помнишь, какие они колючие. А полосы – это от тех мест, на которых раньше были ветки.
– А как же верхнее зрение? – Татьяна снова оглянулась. Присмотрелась. Никакой разницы – эти кусты или вон те, шагов на двадцать в обе стороны. – Тоже память?
– Тоже. Просто закрепленная. Я еще студентом одну статью читал, про кирлиановские фотографии растений…
– Какие?!
– Неважно. Есть такой метод фотографии. Считается, что он позволяет делать снимки… Не люблю это слово, но придется назвать биополем. Так вот, если половинку листа отрезать и сфотографировать, на снимке будет виден контур целого листа. Здесь то же самое. Понятно?
– Не совсем. Почему так происходит? И что именно?
– Не знаю. Но наши научились это использовать. Научились где-то за пару тысяч лет до изобретения фотографии. Как тебе такая маскировочка?
– Великолепно, – девушка свирепо чесала ладонь. – А не настолько эффектно можно было?
– Нельзя. Это не для эффекта, это для эффективности. Погоди, я сейчас, – Саша снова нырнул в колючую стену. Послышался его голос: «Домой, Гривна, домой!» В ответ недовольно фыркнули. «Иди домой, я надолго!» Фыркнули еще раз, наконец глухо ударили копыта. Нехотя, медленно. Потом быстрее и быстрее, и наконец частая дробь стала удаляться и затихать. Ведун вернулся, потирая щеку.
– Тут никакая привычка не поможет, – проворчал он, перехватив чуть насмешливый взгляд. – Пошли, здесь уже совсем рядом.
Оказалось, действительно рядом. Только в какую сторону – Татьяна так и не поняла. Пятнистая спина мелькала перед глазами, сворачивая то вправо, то влево. По идее, они должны были бы крутиться вокруг одного-двух деревьев. А может быть, так оно и случилось – но после каждого поворота все выглядело совершенно иначе. Наконец Саша нагнулся, ухватил неприметный кустик – и вдруг поднял его вместе со снегом и дерном.
Нет, не поднял. Отвалил в сторону, как крышку люка. С повисших в воздухе корней сыпался песок. Несколько взмахов широкой ладони – и в свежей яме показались лакированные доски. Ведун достал из-за голенища нож, поддел. Тихо скрипнули петли.
– Вот и моя келья, – в темноту круто уходила деревянная лестница. – Вперед не пропускаю, поскольку темно. Сейчас плошку зажгу, и можно будет спокойно посидеть, поговорить. Разговор вроде бы долгий намечается, а к вечеру снег обещали. Возможно, что и с ветром.
Хозяин соскочил в свое подземелье, почти не касаясь ступенек. Чем-то звякнул, чертыхнулся. Почиркал спичками. Наконец где-то далеко внизу замерцал, задрожал красноватый отсвет.
– Прошу! – гулко выкатилось из лаза. – Только осторожно, лестница крутая!
Идти или нет? Черт с ней, с лестницей, спуститься-то можно – а выбраться? В лесу, если что, можно хоть убежать… куда угодно. Куда глаза глядят. Пусть даже через настоящие кусты. И снег по колено. А сейчас вот сама спустится – и делай с ней, что хочешь. Хоть закопай, хоть запри в этом погребе, чтобы не лазила куда не надо. Тогда она точно никому уже не помешает… И ведь сама сюда приперлась, сама!
Вот именно. Если уж приехала, надо дело сделать. И в конце концов, пристукнуть ее можно было и без таких хитростей. Да и все остальное сделать, о чем тот же «Гайд-парк» постоянно пишет. Чикатило подземелья не рыл. Да и в эту яму ее можно было спустить, не показывая дороги к ней. Стукнуть по голове еще на тропинке – и на веревке в этот же люк. И очнулась бы непонятно где. Так что не сочиняй, где и чего не надо, светило журналистики! Лезь лучше, тебя человек… то есть Древний ждет.
Внизу оказалось довольно уютно. Никаких земляных стен и осыпающихся потолков, никаких корней и червей. Даже на погреб не слишком похоже. Тесный тамбур, откинутая в сторону тяжелая брезентовая штора. А за ней – обшитая досками комнатка. И размерами, и обстановкой напоминающая скорее вагонное купе. Две лавки и столик между ними. Только вместо окна – полка, с которой подмигивал желтый огонек.
– Проходи, присаживайся, я люк закрою, – хозяин протиснулся на лестницу. Чем-то пошуршал. Наконец тихо хлопнула крышка.
Татьяна пощупала стену. Надо же! Ни сырости, ни плесени. И доски – лакированные, что ли? Похоже. А самое удивительное – в воздухе не чувствовалось подвальной затхлости. Свежий воздух, разве что от плошки горящим парафином попахивает.
В тамбуре ухнуло. Похоже, ведун решил не пересчитывать ступеньки, а попросту спрыгнул. Метров с трех, не меньше – лестница длинная. Интересно, сколько земли над головой? И зачем понадобилось так глубоко прятаться? Он тут что, бомбежку пересидеть готовился?
– Ну как, устроилась? – Саша задернул за собой брезент, плюхнулся напротив. Лавка возмущенно затрещала и скрипнула.
– Это вы сами все… выстроили?
– Сам. От первой лопаты до последнего гвоздя.
– А зачем? От кого-то прятались?
– Почти, – хозяин подземелья прищурился и посмотрел на штору так, словно из-за нее должен был выскочить незваный гость. Очень неприятный гость. Скорее всего, даже опасный. На скулах ведуна перекатывались желваки. – Только не спрашивай, от кого, ладно? Наверно, можно было и проще, а я вот взял и вспомнил, чему учили. В разведке, – ответил он на немой вопрос. – За службу, правда, ни разу такой схорон копать не довелось, а вот в мирной жизни видишь, что иногда получается. Ладно, это все было и прошло. Рассказывай лучше, что ты за новости привезла.
– Простите, а наверху об этом нельзя было поговорить? Под небом как-то лучше, – не удержалась девушка. – Или там птицы подслушать могут?
– Могут, – Саша сказал это вполне серьезно. Так, что острить больше не хотелось. – А самое главное – незачем лес тревожить.
