Я услышал, как Саксони подвинулась на скамейке, освобождая Анне место, услышал приглушенный обмен приветствиями. И вынужден был наконец оглянуться.
Это была та женщина, что несла коробки с булочками для гамбургеров. Ее черные волосы, короткие и блестящие, были стрижены под горшок и закрывали уши, так что виднелись только мочки. Маленький симпатичный носик вздернут, а разрез серо-зеленых глаз чуть ли не восточный. Пухлые губы отливали пурпуром, и я был уверен, что это их естественный цвет, хотя иногда они становились темно-лиловыми, будто бы она сосала какие-то цветные леденцы. На ней был белый плотницкий комбинезон, черная футболка, никаких украшений и черные резиновые вьетнамки. В целом – модная, чистенькая моложавая домохозяйка со Среднего Запада. Где же, черт возьми, этот персонаж Чарльза Аддамса
[26]
, так ярко расписанный Дэвидом Луисом? Анна выглядела в точности как домохозяйка, только что помывшая семейный микроавтобус на станции техобслуживания “Шелл”.
Она протянула мне руку, мягкую и прохладную, моя же была вся в поту.
– Вы Томас Эбби? – Анна улыбнулась и кивнула, будто уже знала, кто я такой, и не отпускала мою ладонь. Я чуть не выдернул руку, когда Анна произнесла мое имя.
– Да, м-м-м, здравствуйте. Как вы...
– Дэвид Луис написал мне, что вы собираетесь приехать.
Я нахмурился. Зачем он это сделал? Если она в самом деле такая Медуза, какой он ее выставил, то, зная, зачем я приехал, еще плотнее законопатит все щели. Я дал клятву при первой же возможности послать Луису гневное письмо на десяти страницах. Ничего удивительного, что все биографы возвращались несолоно хлебавши: при таких-то палках им в колеса Анна имела на старте двадцатимильную фору.
– Не возражаете, если я присяду? Совсем сегодня забегалась, да еще эта сумасшедшая жара... – Она покачала головой, и ее по-монашьи остриженные волосы колыхнулись взад-вперед, словно травяная юбочка в обтяжку.
Я вспомнил, что толком еще не представил ей Саксони.
– Мисс Франс, это моя коллега Саксони Гарднер. – Коллега? Когда в последний раз я употреблял это слово?
Они улыбнулись друг другу и пожали руки, но я заметил, что их рукопожатие было недолгим – руки еле соприкоснулись.
– Вы тоже писатель, мисс Гарднер?
– Нет, я провожу исследования, а Томас будет писать.
Почему она употребила будущее время, а не сказала “Томас пишет”? Это звучало бы профессиональней.
Глядя в их лица, я старался не замечать, что Анна прелестна, а Саксони грубовата. Может быть, сказалась моя мимолетная обида на Сакс.
– Вы хотите написать книгу о моем отце? Почему?
Мне подумалось, что теперь лучше всего будет выложить все без обиняков и посмотреть, как она отреагирует.
– Потому что он – самый лучший, мисс Франс. Только с его книгами ощущение погружения было настолько... всеобъемлющим. Дело в том, ну, то есть, это не важно, короче, я преподаю в школе язык и литературу, и даже все классические “шедевры” не производят на меня такого впечатления, как “Страна смеха”.
Мой комплимент ей как будто бы понравился, но она отвела глаза и дотронулась до моей руки:
– Я миллион раз вам говорила: не преувеличивайте, мистер Эбби. – Она улыбнулась, как маленькая девочка, абсолютно восхищенная собой. Я тоже не мог не восхититься ее шутке и улыбке.
Какого черта Дэвид Луис толковал мне о безумной мегере, сомнамбулически рыщущей по дому в черных одеждах и со свечой? Анна была симпатичная, с чувством юмора и без лишних претензий, и, судя по тому, что я успел увидеть, весь городок ее знал и любил.
– Это правда, мисс Франс,– выпалила Саксони с таким пылом, что мы с Анной аж вздрогнули.
– Но ведь Дэвид говорил вам, как я отношусь к написанию биографии отца?
– Он сказал, что вы категорически против,– сказала Саксони.
– Нет, это не совсем так. Я была против, потому что люди, желавшие написать о нем, приезжали сюда из абсолютно неверных соображений. Они все хотели заделаться экспертами по Маршаллу Франсу. Но после разговора с ними сразу становилось видно, что их совершенно не интересует, что за человек он был. Для них он просто литературное имя, яркая величина.
В ее голосе сгустилась горечь, как облачная гряда на чистом небе. Анна смотрела на Саксони, так что я видел лишь ее профиль. Подбородок у нее был острый и угловатый. Когда она говорила, ее белые зубы выглядывали из-под темных тяжелых губ, резко с ними контрастируя, но тут же опять скрывались, когда она замолкала. Ресницы у нее были длинные, редкие, недавно подкрученные. Длинная белая шея казалась невероятно беззащитной, и на ней виднелось лишь несколько морщинок. Я бы дал Анне лет сорок или чуть меньше, но выглядела она крепкой и здоровой, и я мог представить, что она доживет до глубокой старости. Если не унаследовала от отца слабое сердце.
Анна повернулась ко мне и стала поигрывать голубой пластиковой вилкой, что мне дали вместе со свиными ребрышками.
– Если бы вы знали моего отца, мистер Эбби, вы бы поняли, почему это для меня настолько болезненно. Он был очень замкнутым человеком. Не считая моей матери и миссис Ли, у него почти не было настоящих друзей. Только вот Дэн, – она улыбнулась и кивком показала на бакалейщика, который пожал плечами и скромно опустил взгляд на свою лопаточку,– и еще несколько человек в городке. Все его знали и любили, но он терпеть не мог известности и всячески старался избегать ее.
Тут заговорил Дэн, но обращаясь только к Анне:
– А больше всего он любил меня в лавке навещать, и мы устраивались за разделочным столом, ну сзади, на этих деревянных чурбачках, знаете? А иногда он садился на кассу, если кто-нибудь из моих отсутствовал.
Какое прекрасное начало для биографии! Первая сцена – Франс дергает рычаг кассового аппарата в галенской лавке у Дэна... Даже если книге не бывать, как все-таки здорово сидеть тут с этими людьми, составлявшими такую большую часть его жизни. Я невероятно им завидовал.
– А я всегда мог сказать, когда он сидел там с тобой, Дэн. В это время никого не обслуживали!
Дэн почесал в затылке и подмигнул нам. У меня из головы не выходила одна мысль. Вот этот милый толстячок-лавочник провел, вероятно, годы в компании моего кумира. О чем же они говорили? О бейсболе? О женщинах? Кто прошлой ночью напился в пожарной части? Мысль оскорбительная и унизительная для Дэна – но почему я не мог хотя бы на денек заменить его там, за разделочным столом? Всего-то один день поболтать с Маршаллом Франсом о книгах, о силе воображения... о персонажах его книг:
