«Откажет! — с отчаянием подумал Андрей. — Вон как смотрит… Господи, и за что мне такая мука!»
— Андрюшенька… — растерянно прошептала она. — Вот тебе крест, я умереть готова, чтобы тебе хорошо было…
— Да не надо для меня умирать, я совсем другого хочу… Я хочу, чтобы ты для меня жила!
— Ну да, ну да… — торопливо кивнула Дуся, видимо, испугавшись, что огорчила его. — Я согласна!
— Согласна быть моей женой?
— Да! — прошептала она и зажмурилась. Из-под дрожащих ресниц быстро скользнули две слезинки.
Совсем не того ждал Андрей — он мечтал о том, чтобы его признание Дуся приняла с радостью, чтобы не было никаких слез… Или он вообще не знает женщин, не знает, как они ведут себя в подобных ситуациях? Наверное, так…
— Я, правда, люблю тебя… — тихо произнес он и взял Дусю за руку.
— Ты милый. — Она открыла глаза и быстро-быстро заморгала, отчего с ресниц слетели еще две слезинки. — Ей-богу, я относилась к тебе, как к родному! Но это что же тогда… Тогда надо все по-новому, по-другому к тебе относиться?
— Я тебя не тороплю и вообще ни к чему не принуждаю…
— Да отчего же! Я вот тебе прямо сейчас отвечаю — я тебя тоже люблю и хочу быть твоей женой. Ты хороший человек, добрый — лучше тебя, пожалуй, я никого и не знаю… Так отчего же не составить тебе счастье?
— А ты… будешь ли ты счастлива, если станешь моей навеки?
— Буду! — ответила Дуся, не раздумывая.
Он взял ее руку и поднес к губам. У Дуси была тонкая, узкая ладошка с необычайно длинными, изящными пальцами, с какими впору на скрипке музицировать, и подумал — «моя»…
— Отчего же руку… — с укором произнесла она, — мы же теперь…
О подобном счастье Андрей и не мечтал — Дуся сама обернула к нему свое лицо, на щеках едва обозначились ямочки, губы ярко рдели на солнце, и было видно, как под тонкой кожей пульсирует кровь.
Он осторожно прижал ее к себе и поцеловал, не веря своему счастью. Он никогда не испытывал ничего подобного. Поцелуй длился лишь несколько мгновений, но он запомнил его на всю жизнь, возведя ему храм в своей душе».
* * *
— Серебряный век русской литературы длился чуть более двух десятков лет. С точки зрения вечности — это даже меньше, чем мгновение. Людей, наделенных божьим даром, было в то время множество. Анна Ахматова, Иннокентий Анненский, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Велемир Хлебников, Владимир Маяковский, Валерий Брюсов… Вот, послушайте:
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа.
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
Мои студенты сидели тихо и слушали стихи, которые я им читала. Вообще, все они были очень умными мальчишками и девчонками. Но они не знали и половины того, что на самом деле скрывало то время.
Звонок, как всегда, прозвенел некстати — на лицах многих отразилось некоторое разочарование — они готовы были еще слушать.
Ко мне подскочила девчонка с первой парты:
— Елизавета Аркадьевна, вы будете темы курсовых раздавать? Если да, то у меня к вам вопрос…
— Господи, милочка, семестр только начался… Не слишком ли рано?
— Нет, не рано. Дайте библиографический материал по следующим темам…
Она задавала мне вопросы довольно долго, пока в аудиторию не вошла Аглая.
— Лиза, ты освободилась?
— Теперь да, — сказала я, когда дотошная студентка упорхнула.
— Что с твоей научной работой? Викентий говорил, что дал тебе какой-то адрес…
— Да, я туда ездила дней десять назад. Рукописи, письма… Очень интересный материал. — Я замялась — рассказать ей или нет? Все-таки мы с ней не настолько были близкие подруги. А язык мой сам решил за меня: — И там со мной приключилась интересная история. Мне кажется, я влюбилась. Одной звезды я повторяю имя…
— Та-ак… — выдохнула Аглая. Потом села на стол прямо передо мной и заерзала, устраиваясь поудобнее. — Кто он?
— Да неважно… Ничего не важно. Мы, наверное, больше никогда не встретимся. — Я постаралась улыбнуться, но у меня не очень получилось. — Было бы глупо, если бы из-за одной ночи, проведенной вместе, я строила какие-то невероятные прогнозы…
Ну вот, сама не заметила, как проговорилась! Глаза Аглаи за толстыми стеклами очков стали совсем огромными.
— Ты провела с ним ночь? Приехала — и сразу же отдалась?
— Такое впечатление, будто ты преподаешь не грамматику, а сексопатологию…
Делать нечего — пришлось ей все рассказать.
— Так ты думаешь, это любовь? — После моего рассказа задумалась она, посасывая дужку очков. — Нет, дорогая, все гораздо прозаичнее. И объясняется просто — ты уже целый год одна и потому от безысходности бросилась на первого встречного, а он оказался человеком с сомнительной репутацией… Ты сказала, он в кафе поет?
— В клубе или ресторане…
— Какая разница, хрен редьки не слаще — в злачном месте, короче… И не имеет никакого значения, что он правнук какого-то там писателя, одно другому не мешает! Я тебе признаюсь — еще до знакомства с Леонидом Ивановичем в моей жизни был такой случай…
— Ты будешь рассказывать мне историю пятнадцатилетней давности?
— Да, а что? Я все очень хорошо помню, как будто это было вчера…
— Аглаша, чужой опыт бесполезен, каждый раз история повторяется по-новому!
— Как его зовут? — спросила Аглая.
— Александр.
— А выглядит он как? Нет, ты не думай, это не праздное любопытство, я пытаюсь составить для себя его психологический портрет…
Я по возможности подробно описала внешность Саши.
— Как будто я его видела… — задумчиво произнесла Аглая, уже не посасывая, а буквально вгрызаясь зубами в дужку очков. — Ей-богу, ты так хорошо его описала, что…
— Да где ты его могла видеть! — с досадой воскликнула я. — Что ты придумываешь…
— Тут и видела! — вдруг воскликнула Аглая. — Даже не один раз. Он стоял за оградой, перед сквером, и смотрел на наши окна.
— Что ты придумываешь! — с отчаянием повторила я.
— Ничего я не придумываю! — возмутилась она. — Вон, выгляни в окно — он и сейчас там стоит. Смотри-смотри, как раз за памятником.
Аглая надела очки и указующим перстом обозначила направление, куда надо глядеть. Я глянула и… уронила папку, бумаги рассыпались по полу. Это было странно, смешно, невероятно — но за бронзовым памятником Гоголю, который стоял в скверике нашего института, стоял Саша. В своем черном костюме, с безукоризненной прической. Было довольно далеко, но я сразу же его узнала.
