Но…
Но.
Вот те и «но».
Как сказал бы отставной космоволк Изверг, включать тормозные двигатели всё равно уже поздно. Компьютерный глобальный бардак, конечно, может случиться, а может и не случиться; и шкура суперхакера Молчанова в таком бардаке либо пострадает, либо опять же нет – если повезёт… Может, ещё и рыбки удастся наловить в мутной водичке… А вот ежели прямо теперь не врезать по Лиге да Интерполу, никакое везенье не выручит и рыбка не понадобится: упомянутая шкура пострадает непременно и наисерьёзнейшим образом. Причём какой-нибудь заурядщиной Лигу с Интерполом не проймёшь, там те ещё сидят бронтозавры от программирования…
Так что завершим начатое, а потом до хруста сцепим зубы и станем ждать результатов. И молиться станем – богу или хоть дьяволу.
Ведь покамест ещё разве один только дьявол рискнул бы предсказывать, чем способна окончиться вся эта тараканья история. Да, уж дьявол-то наверняка бы рискнул. И даже без всякого «бы» – наверняка же именно нечистая сила какая-нибудь подбила Ленка обронить эллипсет-контейнер в чашку, высушить его на кухне, а потом штопором извернуться, но таки запустить операцию копирования!
Нечистая сила…
Нет, наверное всё проще.
Просто Халэпа – она Халэпа и есть.
* * *
«Настом втоптанной в грязь красоты
Мы идём не к заждавшейся славе,
А бредём вслед за гробом мечты…»
Вопреки тексту, сей шедевр собственного когдатошнего изготовления Матвей Чинарев-Молчанов напевал, идучи не вслед за гробом одного из своих хакерских мечтаний, а от геены огненной, оное мечтание миг назад поглотившей.
Дело было сделано. Крэнг очередной раз доказал, что у него только с фантазией слабовато, а дружеский замысел воплотить – это ему как шкаф наизнанку вывернуть (что в Кренговой шкале оценок идентично общечеловеческому «без проблем»). Дело, значит, было сделано в лучшем виде; последними словами Дикки-боя перед окончанием связи было: «Сейчас спущу брейн в мусороед, хоть и – эх-хе-хе! – жалко»… Ему, видите ли, жалко… А Матвею тогда каково?!
Конечно, основная передача прошла не только на «only transit», но и на «only out», и ни одна из сработанных Крэнгом матриц вернуться к адресанту ни коим образом не могла. Конечно же, сразу по окончании Матвей удостоверился, что опер-память его копировального блока пуста – следовательно, таракан благополучно убыл по назначению. Конечно, конечно, конечно…
Но.
«В ходе давешней ловли таракана его, родимого, пришлось откопировать – теперь он знает, как можно размножаться в компах», – идиотская фраза булавкой засела в мозгах, пришпилив к ним, словно бабочку к гербарию (или как бишь это – «кляссер»?) все то же назойливое заковыристое словцо из школьной ботаники… или зоологии?
Короче, гербарий там или кляссер, ботаника или зоология, а Матвей решил свой микросупер тоже приговорить. Побудительные причины оного решения самому же решителю казались образчиком непрошибаемого идиотизма, и жалко было до слез – и сам брейн, и футляр златокедровый, и связанные с тем и другим приятные воспоминания… Но – увы! – имелись в Молчановском не по возрасту богатом наборе воспоминаний и примеры совершенно иного рода: как весьма перспективные затеи оказывались на грани фиаско (а иногда и за оной) вследствие присущего некоему великому хакеру вульгарного мелкого жлобства. Естественно, нежелание расстаться с дорогущим супером трудно отнести к мелкому жлобству (а что же тогда прикажете относить к жлобству крупному?!), но это не аргумент.
Камбузный утилизатор равнодушно сглотнул приношение, рыгнув сдавленным отголоском деструкторного разряда; над захлопнувшимся зевом жутковатой машины вспыхнул переливчатый оптимистично-зеленый надпИс: «Утилизация завершена. Приготовиться к следующей?» Матвей скрутил контакторной амбразурке фигу и отправился к себе. И даже тот факт, что утилизатор покладисто воспринял дулю как отбой-команду – выдрессировалась-таки блокшивская электронная братия понимать нормальное человеческое общение! – даже это наглядное подтверждение собственного педагогического таланта не улучшило Молчанову настроения.
Он уже вошел в коридорчик жилого модуля, когда… «Вот, оказывается, как себя почувствовал тот коп в Далласской подземке, которого Крэнг сзади да со всей дури огрел по голове вторым копом»… Нет, никто, естественно, не бил по Матвеевой макушке ни копом, ни чем иным, а просто под эту самую макушку ввернулась мысль.
Лена.
Бутылка «чинзано» залпом плюс искусственная гравитация. Плюс гипнопассиватор на полную мощность в режиме ручного управления. «Если не надолго, гипно-передозировка вряд ли добавит что либо уж очень страшное к прчим последствиям»… А если надолго?! Прыжок в коридор из насквозь прогипноженной Ленкиной каюты; Изверг со своей стрелялкой; облавная охота на таракана; другое-всякое, напрочь вышибившее из мозгов простой факт: пассиватор в ручном режиме не выключится сам по себе… Господи, целая вечность сожрана черт-те чем, какими-то мелочными заботами о родимом кармане, родимой шкуре и судьбах родимого человечества – и в течение всей этой в печенки долбанной вечности трижды долбаный в нутро аппарат прел на максимуме!..
До Халэпиной каюты было с пол-десятка нормальных людских шагов, а таких, какими они получались теперь у Матвея, оказалось несравнимо меньше – и все равно по дороге лже-Чинарев успел напридумывать несметье несметное вариантов того, что вот-вот увидит. Варианты получались, естественно, один другого жутчее. Поэтому, ворвавшись, наконец, он так и закляк на комингсе стоп-кадром финиширующего спринтера. Лишь через то ли миг, то ли век созерцания и слушанья того, что увиделось ему тут и услышалось, хакер-поэт снова научился дышать. Ибо понял: розовое, округлое, как бы литое нечто, которое новорожденным великанским грибом выпирало из Лениной койки – это всего-навсего… В общем, если человек лежит носом в подушку и при этом умудряется придерживать собственный подбородок собственными же вздернутыми коленями; если некоторые особенности фигуры этого человека и при всем-то хорошем с немалым трудом втискиваются в стандартные рамки Космотрансовского обмундирования; и если вспомнить к тому же, что оное обмундирование расчитано на возможность резкого изменения формы обмундированного (перегрузки там и тэ дэ), и оттого по-древнему шьется из кусков, да еще и специальным травмобезопасным (иначе сказать – ослабленным) швом… А если вдобавок учесть пристрастие означенного человека к, пардон, трусикам системы «два шнурка плюс фиговый листик» (причем слово «фиговый» в данном случае надлежит разуметь отнюдь не в ботаническом смысле)… Вот так. А дикие звуки, ужаснувшие было Матвея, объяснялись отнюдь не столь пикантно и куда прозаичнее: нежная юная фея храпела, как пьяный боцман.
Собственно, доосознавал все это Молчанов уже снова в движении. Точнее – в прыжке. Прямо с комингса к койке. Плюхнувшись на колени и едва ли не тычась макушкой в выдравшуюся на волю часть Халэпочкиного тела, он нашарил под лежбищем вожделенный верньер. Нашарить-то нашарил, а вот крутануть его до отказа влево не смог. И со второй попытки не смог. И с третьей. Рифленый барабанчик ни на иоту не желал проворачиваться в «нулевую» сторону. Потому что уже, оказывается, был выставлен до отказа на ноль.
