— Вот-вот, и с мамой встретишься. Ей сколько лет-то уже?
— Ей семьдесят три, она на три года старше меня, — ответила за Маргариту Надежда. — Да, маму надо навестить. Знаешь, Герочка, я раздумала уезжать сейчас, посижу еще, погляжу на молодежь, а вы с Риточкой пообщайтесь.
Маргарита, взглядом позвав Георга за собой, направилась к боковому выходу из зала. Он последовал за ней. Но его обогнала мать Наташи:
— Извините, Маргарита Андреевна. Я хотела спросить у вас о Наташе, есть ли у нее способности, выйдет ли из нее писатель?
Маргарита сказала матери воспитанницы несколько ободряющих слов, хотя обещать ничего определенного не могла. Наконец Марго и Георг остались вдвоем, вышли из зала и поднялись по лестнице. Здесь никого не было, едва долетал приглушенный шум из зала. Оба присели на низкий широкий подоконник. Окно выходило не на площадь, а во двор-колодец, каких еще немало сохранилось в Петербурге. Но Маргарита и Георг, сидящие на подоконнике четвертого этажа, были ближе к синему небу, чем к серому асфальту дворового покрытия.
Георг посмотрел на крышу противоположного здания, на давно бездействующую печную трубу и почти равнодушно констатировал:
— Значит, уезжаешь? А ведь обещала, что мы станем жить вместе, как Аня съедет. Я уже и чемодан собрал, и Надежду уговорил, сказал, что будем ее навещать, продукты носить.
— Жить вместе? Не помню, чтобы я обещала. Я думала над этим, ведь я чувствую тепло, исходящее от тебя.
Да и сама успела впустить тебя в свою душу. Но поздно нам строить семейную лодку. Я поняла, что не смогу приспособиться под совместный быт.
— Тебе еще пятидесяти не исполнилось, да и мне шестидесяти нет. По-моему, еще есть времечко впереди.
— Понимаешь, Гера, у меня творческих замыслов выше головы. Я уже составила план нового романа. Я не могу просто жить, я должна писать, а семейная жизнь будет помехой.
— Думаю, бесполезно приводить примеры удачных семейных союзов: и Солженицын, и тот же твой Куприн, да почти все писатели жили в семье!
— Но не писательницы. Тем более двое писателей в одной берлоге. Тебе ведь тоже надо торопиться, писать и писать!
— Мне уже торопиться некуда, Риточка. Я останусь писателем одной книги, я высказал все, что на душе оставалось. Теперь я готов служить тебе.
Маргарита задумчиво смотрела на Георга, сейчас решалась ее дальнейшая судьба. Она задумчиво молчала, потом покачала головой. Георг склонился к ее губам, нежно поцеловал:
— Рита, я не могу без тебя жить.
Шум, доносящийся из зала, усилился. Вечер закончился, и участники расходились домой. Георг и Маргарита подошли к мраморному ограждению лестницы и смотрели в пустынный пролет между этажами. А по ступеням парами и поодиночке спускались курсанты.
Не услышав ответа Маргариты, Георг заговорил вновь:
— Вот и закончился бал! Два года мы, неопытные авторы — и талантливые, и посредственные, узнавали себя и других, а теперь разлетимся и друг о друге даже не услышим, если только кто в классики выбьется. И я для тебя, Марго, останусь всего лишь одним из учеников…
— Не передергивай, Гера! Какой ты ученик, ты для меня стал учителем, учителем жизни, близким человеком, братом. Кстати, хорошее слово «бал», ведь выпускники наши после окончания курсов и впрямь будто с бала в реальную жизнь возвращаются. И смотри: все парами, только белых платьев и фраков не хватает.
Они спускались по лестнице не торопясь: Олег Шитиков с Лидией, Василий Мячиков с Аней. Наташа Гуляева шла рядом с мамой, оставив позади печального Мишу. Последними вышли из зала Виктор и Кристина.
— Кстати, как дела у этой пары? — спросил Георг. — Виктор развелся с женой? Женится все же на Кристине?
— Я не знаю ничего об их личной жизни, — пожала плечами Маргарита. — Но вряд ли Виктор будет сейчас оформлять развод, это может помешать его поездке. И у нас с ним всего две недели на все про все: и визы оформить, и билеты купить, и отель заказать.
— Черт! «У вас с ним»! Какой я дурак! Теперь все ясно, почему ты вцепилась в поездку! Давно вынашивала планы сойтись с ним, а объясняешь творческими планами. Едешь на Родос с ним, я был только заместителем.
— Глупыш! — теперь Маргарита сама поцеловала Георгия. — Если бы я мечтала о замужестве, то, кроме тебя, других кандидатов не рассматривала бы. Ладно, поторопимся, нас, поди, твоя сестра заждалась.
Внизу у гардероба их давно ожидала Надежда. Без Георга ей трудно было добраться до дома. И в десятый раз она рассматривала новенький диплом брата, куда были вписаны такие непривычные для отставного капитана слова: «квалификация — литературный работник».
Эпилог
Короткое лето пролетело быстро. А к осени выпускники курсов литераторов, забросившие в дальние ящики свои дипломы, с удвоенным усердием устраивали личные дела. Они возвращались к повседневным обязанностям, вынырнув из реки фантазий, куда совсем недавно с такой охотой ныряли с головой. Но отголоски школярских достижений еще продолжали их радовать.
Лидия Валерьевна Пьяных переплела собственноручно свои «Записки столбовой дворянки», сделала три экземпляра, купив для такого дела нарядные пластиковые папки, и давала эти «книги» почитать своим знакомым. Новых «Записок» она не писала. Старый ее муж, помещенный еще зимой в психиатрическую больницу, мучился недолго и умер, никого из родных не узнавая. После чего Лидия Валерьевна, оставив попытки найти работу по специальности, устроилась смотрителем в Эрмитаж, что дало ей финансовую независимость. И переехала жить к Олегу Шитикову, снова взвалив на себя груз ухода за старым человеком, теперь за его матерью. Олег был так счастлив, что тоже утратил потребность выплескивать злость на бумагу, писать сатиру, и если сочинял, то только стихи для своей ненаглядной Лидуши — писал их на открытках. Житейские тяготы в этом семействе с лихвой компенсировались трогательной любовью, у обоих отпала надобность в живительных крылышках графомании.
Удачно развивалась и коммерческая затея Василия Мячикова: он открыл литературное кафе в присмотренном им подвальчике недалеко от Сенной площади. Одновременно перевел на себя ипотеку квартиры, которую снимал, и теперь всегда рядом с ним была Аня. Она сумела себя убедить, что любит Васю, и зримым подтверждением ее теперь узаконенной в загсе любви стал довольно заметный к концу лета животик. Но пока до рождения ребенка еще было далеко, и Аня снова барабанила по клавиатуре компьютера, сочиняя озорные рассказы о животных. Средств Василия хватало на то, чтобы жена могла сидеть дома и не думать о деньгах. Ее жизнь была близка к идеалу: переплелись профессия и творчество, предстоящее материнство и налаженный быт. И любящий человек рядом. И очень скоро он начал казаться даже любимым.
А вот у Кристины в издательстве дела продвигались туго. Не имея опыта предпринимательства, она часто попадала впросак. Книготорговцы, взявшиеся за распространение книги Георгия, бесследно исчезли. И хотя саму книгу можно было обнаружить в интернет-магазинах, рассчитываться за нее никто не собирался. И в типографии вдруг задрали цены, так что затормозился выпуск еще нескольких книжек. Приходилось Кристине писать для газет астрологические прогнозы, притом скрывать от коллег-писателей свой приработок. Но труднее всего она переживала неустроенность в личной жизни. Зыбкая надежда на возвращение Виктора Рубальского хотя бы в качестве приходящего мужа рухнула.
