Чернобородый кивнул.
— Мы нашли его по твоим словам.
— Он лишь расспрашивал о семье. Он находился в отъезде, — мямлил мой кузен. — А вы слушали. Все могли слышать. Мы не понижали голоса. Клянусь богом, если бы мы замышляли измену, разве стали бы говорить об этом здесь?
— Никто не говорил об измене. Я лишь исполняю свой долг. Король хочет видеть его, и он пойдет со мной.
Старый слуга забеспокоился.
— Вы не можете причинить ему зла. Он в самом деле сын Нинианы. Можете спросить ее сами.
Чернобородый быстро отреагировал.
— Она еще жива?
— О, она в полном здравии. До нее рукой подать, она в монастыре Святого Петра, что на перекрестке за старым дубом.
— Оставьте ее в покое, — сказал я, не на шутку испугавшись. Бог знает, чего она может им наговорить. — Не забывайте, кто она такая. Даже Вортигерн не посмел тронуть ее. Кроме того, у вас нет права трогать меня или ее.
— Думаешь, нет?
— Какое же?
— А вот. — В его руке сверкнул короткий меч, заточенный до блеска.
— Право Вортигерна, что ли? — спросил я. — Неслабый аргумент. Ладно, я поеду с вами. Но вы не выиграете, тронув мою мать. Оставьте ее в покое, говорю вам. Она расскажет вам не больше моего.
— Но по крайней мере нам не придется проверять, если она заявит, что не знает твоего отца.
— Но это так, — «затрещал» старый слуга. — Послушайте меня, я прослужил во дворце всю жизнь и хорошо это помню. Всегда говорили, что она родила ребенка от дьявола, от принца тьмы.
Замелькали руки, изображавшие знаки против нечистой силы.
— Отправляйся с ними, сынок, они не тронут ни Ниниану, ни ее сына, — обратился ко мне старик. — Наступит время, когда королю потребуются люди Запада. Кому лучше знать, как не ему?
— Похоже, мне придется все-таки поехать, имея под горлом такую острую королевскую гарантию, — ответил я. — Все в порядке, Диниас. Это не твоя вина. Скажи моему слуге, где я. Ладно, вы, забирайте меня к Вортигерну, но только уберите руки.
Я пошел к двери. Завсегдатаи расступились. Диниас поднялся и, спотыкаясь, поспешил вслед. Выйдя на улицу, чернобородый обернулся.
— Я и забыл. Вот тебе.
Кошелек с монетами, зазвенев, упал на землю к ногам моего кузена.
Я не остановился. И без того было видно, с каким выражением Диниас огляделся по сторонам и, подняв кошелек, поспешно засунул его за пояс.
7
Вортигерн изменился. Впечатление, что он как-то уменьшился, стал менее внушительным, появилось у меня не потому, что я сам вырос. Он как бы ушел в себя. И без кустарно сработанного зала, и без двора, состоявшего из командиров с их женщинами, можно было заметить, что человек находится в бегах. Или, вернее, в углу. Но загнанный волк опаснее свободного. А Вортигерн по-прежнему оставался волком.
Угол же он подобрал себе хороший. Королевский форт представлял собой, насколько я помню, скалу, господствовавшую над речной долиной. К ее гребню можно было подобраться лишь по узкой седловине, похожей на подвесной мост. Этот ансамбль выделялся на фоне скалистых гор, между которыми, как в естественном убежище, выпасали лошадей, куда загоняли и сторожили их. Серые каменистые горы окружали долину. Весна еще не пришла сюда. Апрельский дождь вызвал лишь поток воды, устремившийся с высоты тысячи футов вниз. Дикое, мрачное и впечатляющее место. Если волку суждено окопаться на вершине, то даже Амброзиусу будет нелегко его выкурить оттуда.
Путешествие заняло шесть дней. С первым лучом солнца мы выехали из Маридунума по дороге, ведущей прямо на север. Она хуже, чем дорога на восток, но короче. Нас не задержала даже плохая погода и темп, установленный женскими носилками. У Пеннала размыло мост, и мы потеряли полдня в поисках брода на Афон-Дифи. В конце концов отряд выехал к Тошен-и-Муру, где начиналась хорошая дорога. В полдень шестого дня мы свернули на дорогу вдоль реки, которая вела к Динас Бренину. Там обосновался король.
Чернобородому не составляло никакого труда убедить монастырь отпустить мою мать с ним к королю. Если он применил ту же тактику, что и со мной, то понятно, но у меня не было никакой возможности узнать у нее, зачем мы понадобились Вортигерну. Матери предоставили закрытый паланкин и двух монахинь для сопровождения. Поскольку они не отходили от нее ни на минуту, я никак не мог выбрать время для частной беседы. В действительности она ничем не показывала, что хочет остаться наедине со мной. Иногда я перехватывал ее взволнованный, непонимающий взгляд, но когда она начинала говорить, то говорила спокойно и отрешенно, даже не намекая, что ей известно, чего не знает сам Вортигерн. Поскольку мне не разрешали видеться с ней наедине, пришлось рассказать ей ту же историю, что услышали от меня чернобородый и Диниас (которого, насколько мне известно, допросили). Придется ей гадать, отчего я не приехал к ней раньше. Конечно же, я не мог ссылаться на Малую Британию или даже друзей оттуда, не рискуя, что она догадается об Амброзиусе. На это я пойти не мог.
Мать сильно изменилась. Она выглядела бледной и тихой. Она прибавила в весе. Только через день или два меня вдруг осенило: мать потеряла прежнюю власть. Забрало ли ее время или болезнь, а может, отреклась от нее ради христианского символа, который носила теперь на груди. Власть пропала, и оставалось лишь гадать почему.
С одной стороны, я сразу успокоился. К матери относились вежливо и даже с почтением, достойным королевской дочери. Чего не скажешь обо мне, хотя я и получил хорошего коня, приличный ночлег и достаточно учтивую охрану. Я не требовал от них лишних усилий — они просто не отвечали на мои вопросы. Мне казалось, что они прекрасно знали, зачем я потребовался королю. На меня тайком бросали любопытные взгляды. Один или два раза я заметил в них сочувствие.
Нас привезли прямо к королю. Он поставил свой штаб на ровной поляне между скалой и рекой, откуда можно спокойно наблюдать за строительством крепости. Его лагерь значительно отличался от временных лагерей Амброзиуса и Утера. Большинство людей расположились в палатках. Они, по-видимому, полностью доверились естественным природным укреплениям.
С двух сторон их защищали река и скалы, с другой — скала Динас Бренин и непроходимые пустынные горы.
Сам Вортигерн устроился достаточно по-королевски. Он принял нас в зале, деревянные колонны которого были обтянуты ярко вышитыми занавесками. Пол, выложенный местным зеленоватым сланцем, плотно устилал тростник. Высокий трон на возвышении покрывала поистине королевская резьба и позолота. Позади на таком же украшенном троне, но который несколько уступал по размерам королевскому, восседала Ровена, его саксонская королева. Кругом толпились люди: придворные и воины. Среди них достаточно было и саксов. За троном Вортигерна на возвышении стояла группа жрецов и святых.
Как только мы вошли, установилась тишина. Все взоры устремились к нам. Король поднялся и сошел с помоста навстречу моей матери. Он шел, улыбаясь и протянув руки.
