Она остановилась, не доходя до окна. Если бы она подошла, то ее могли увидеть со двора. Нет, она не из тех, кто теряет голову.
Игрейн обернулась.
— Я дочь короля и имею королевское происхождение. Разве ты не видишь, до какого отчаяния я должна быть доведена, что допускаю подобные мысли? — Она страстно повторила: — Разве ты не видишь? В шестнадцать лет меня отдали замуж за повелителя Корнуолла. Он хороший человек, которого я чту и уважаю. До приезда в Лондон я была согласна усохнуть и умереть в Корнуолле, но вот он привез меня сюда, и это случилось. Теперь я знаю, чего хочу, но не могу этого достичь; жена Горлуа из Корнуолла бессильна. Чего еще ты от меня хочешь? Ничего не остается, кроме как сидеть и молча ждать. От моего молчания зависит не только моя честь и честь моего мужа и дома, но и безопасность королевства, за которое умер Амброзиус, а Утер заплатил за него огнем и кровью.
Она сделала два быстрых шага к окну и вернулась.
— Я не какая-то Елена, ради которой сражаются и погибают люди, сжигаются королевства. Я не стою на стене как награда сильному победителю. Я не могу позволить себе обесчестить и Горлуа, и короля в глазах людей. И я не могу встречаться с ним тайно и уронить свое достоинство в своих собственных глазах. Да, я женщина, которая изнемогает от любви, но я также Игрейн, герцогиня Корнуолла.
— И поэтому ты собираешься ждать момента, когда с честью сможешь явиться к нему в качестве королевы? — спросил я холодно.
— Что еще мне остается делать?
— Это и есть послание, которое мне следует ему передать?
Она промолчала.
— Или ты пригласила меня предсказать будущее? Сказать, сколько проживет твой муж?
Она все хранила молчание.
— Игрейн, это одно и тоже. Допустим, я скажу Утеру, что ты любишь его, но не можешь прийти к нему, пока жив твой муж. Сколько лет жизни ты отведешь в этом случае Горлуа?
Снова молчание. Она умела им пользоваться. Я стоял между ней и огнем. Вокруг нее сияли блики, набегая на белое и голубое в ее одеяниях, свет и тень чередовались волнами воды в реке, или травой, колышущейся от ветра. Огонь разгорался, и моя тень догоняла ее. Они сливались и росли, отражаясь на стене, но не золотым или пурпурным драконом, не звездой с горящим хвостом, а туманным слиянием света и тьмы, растущим и уменьшающимся вместе с пламенем, пока постепенно не вырисовывалась тень ее одной, тень стройной и прямой, как меч, женщины. Там же, где стоял я, ничего не осталось.
Она шагнула в сторону, и свет светильника вновь залил комнату. Было тепло, и пахло яблоней. Игрейн смотрела на меня с каким-то новым выражением на лице. Наконец, она спокойно сказала:
— Я уже говорила, что от тебя ничего не скроешь. У тебя хорошо получилось выразить все это словами. Я обо всем этом думала. Посылая за тобой, я надеялась оправдать себя и короля.
— Темная мысль, облаченная в слова, оказывается на свету. Если бы ты была простой женщиной, то давно могла утолить свое желание, впрочем, как и король. — Я помолчал. В комнате все замерло. Слова приходили мне на язык ниоткуда, я не думал о них. — Я скажу тебе, если хочешь, как ты сможешь обрести любовь короля, выполнив свои и его условия, сохранив честь свою, его и мужа. Если я скажу, пойдешь ли ты к нему?
— Да. — По голосу я ничего не понял.
— Если ты повинуешься мне, я смогу устроить это для тебя.
— Что я должна делать?
— Я уже получил твое обещание?
— Ты слишком спешишь, — сухо сказала она. — Разве ты заключаешь сделки, не зная своих обязательств?
Я улыбнулся.
— Нет. Ладно, хорошо, тогда слушай. Притворившись больной, чтобы вызвать меня, что ты сказала мужу и дамам?
— Что мне плохо, и я не хочу видеть людей. Если хотят, чтобы я присутствовала на коронации, пусть вызовут ко мне врача и дадут лекарства. — Она криво улыбнулась. — Я по-своему готовилась не оказаться рядом с королем на коронации.
— Неплохо... Скажи Горлуа, что ты ждешь ребенка.
— Что я жду ребенка? — Впервые она была сбита с толку и удивлена.
— Это возможно? Он старик, но, я думаю...
— Возможно. Но я... — Она прикусила губу и спокойно продолжала: — Ладно, что дальше? Я спросила твоего совета и должна выслушать его.
Мне не приходилось встречать раньше женщин, в разговоре с которыми надо было выбирать слова, с которыми я разговаривал бы, как с мужчинами.
— У твоего мужа нет оснований подозревать, что ребенок не его. Поэтому ты сообщишь ему об этом и скажешь, что боишься за здоровье ребенка в случае, если вы останетесь в Лондоне, окружаемые сплетнями и вниманием короля. Скажи ему, что хочешь уехать сразу после коронации, что не желаешь участвовать в празднествах и притягивать внимание короля, служить мишенью для пересудов. Отправляйся с корнийскими войсками завтра, перед тем как на закате запрут ворота. Утер ничего не узнает, пока не начнется праздник.
— Но, — она снова взглянула на меня, — это безумие. Мы могли уехать в любое время за эти три недели, если бы не боялись навлечь королевский гнев. Мы вынуждены оставаться, пока не получим разрешения на отъезд. Если мы уедем подобным образом, то какая бы ни была причина...
Я остановил ее.
— В день коронации Утер ничего не сможет поделать. Ему придется задержаться здесь на праздники. Он не сможет оскорбить Будека и Меровиуса, других королей, приехавших сюда. Вы доберетесь до Корнуолла, прежде чем он сможет что-либо предпринять.
— Но когда он предпримет, — она сделала нетерпеливый жест, — начнется война. Ему надо строить и восстанавливать, а не ломать и жечь. И он не сможет победить: если он одержит верх в битве, то потеряет поддержку запада. Победа или поражение, в любом случае Британия окажется раздробленной и канет во мрак.
Да, быть ей королевой. Она тянулась к Утеру всей душой, как и он к ней, но в отличие от него она думала. Она была умнее Утера, имела светлый ум и, я думаю, была сильнее его.
— Да, он двинется за вами. — Я поднял руку. — Но послушай, завтра перед коронацией я переговорю с королем. Он будет знать, что сказанное тобой Горлуа — выдумка, что это я сказал тебе уехать в Корнуолл. Он притворится разъяренным и принародно поклянется отомстить за оскорбление, нанесенное ему Горлуа во время коронации. Утер последует за вами в Корнуолл по завершении праздника.
— Но к тому времени наши войска уже беспрепятственно выйдут из Лондона. Ага, понятно. Продолжай. — Она спрятала руки в рукава своего платья и взяла себя за локти, опершись грудью на руки. Она была теперь не так спокойна, эта леди Игрейн. — А потом?
— Ты окажешься дома, в безопасности. Твоя честь и честь Корнуолла останется незапятнанной, — ответил я.
— Да, в безопасности. Я окажусь в Тинтагеле, где даже Утер не сможет меня достать. Ты видел крепость, Мерлин? На побережье высокие и обрывистые скалы, а на остров с замком ведет узкая каменная дорога. Мост настолько узок, что по нему проходит лишь один человек, и даже лошадь не помещается. Воды и провианта в замке хватит на год. Даже та часть моста, что выходит на сушу, защищена небольшой крепостью. Это самое сильное укрепление во всем Корнуолле. Его не взять ни с суши, ни с моря. Если ты хочешь спрятать меня ото всех, и в том числе от Утера, туда я и должна попасть.
