Караульные стремительно обернулись. Левый в то же мгновение тяжело осел на землю – Лардино копьецо вновь угодило точно в смотровую щель наличника. А вот второй… В отчаянном прыжке Леф сумел выбить из его рук металку, но серого не обескуражила ни внезапность нападения, ни потеря оружия. Прежде чем острие Лефова меча вонзилось между закраиной его шлема и наплечником, послушник успел обнажить клинок и даже попытался отбить удар невесть откуда свалившегося врага.
А еще он успел крикнуть. Крик получился не слишком громким и сразу же захлебнулся булькающим всхлипом пробитого горла, но все же он был, этот крик. Его могли не услышать (в ущелье хватало шума, чтобы заглушить и более пронзительный вопль), но могли и услышать. Могли услышать дозорные – услышать и отправиться проверять, в чем дело. Даже будь у Лефа и Ларды время на прятание трупов, псы мгновенно вынюхали бы и мертвые тела, и следы убийц. И еще этот проклятый крик могли услышать засевшие на противоположном склоне метатели (если они еще живы) – и насторожиться. Трудно придумать что-либо хуже случившегося.
Леф и Ларда ни словом не перемолвились о произошедшем. Что толку говорить о том, чего уже никак не исправишь? Да и без этого крика Нурдова затея висела на рыбьих соплях. Взять хотя бы вырезанные засады. Витязь решил и уговорил остальных, что на заимках не может быть много по-настоящему умелых метателей, да и время от Полуночницы до середки солнечной жизни невелико, а значит, тех, кто в засадах, сменять будет некому да и незачем. А если все-таки туда заявятся сменные? А если на трупы слетится крикливая крылатая погань и это заметят? А если?..
Нет, хватит попусту мытарить душу, нужно просто исполнять задуманное. И молиться. Молиться всем неявным силам, какие только удастся припомнить.
* * *
Все-таки устье Ущелья Умерших Солнц слишком далеко от Обители. Далеко не для ходьбы, а для «понимания взаимного расположения заметных глазу предметов», как сказал бы высокоученейший батюшка высокоученейшего эрц-капитана Фурста. Когда Леф и Ларда, то пригибаясь, а то и вовсе на четвереньках подобрались наконец к забитой копошащимися людьми узости, выяснилось, что Нурдовы указания о дальнейших поступках вовсе не так сложны для выполнения, как представлялось раньше.
«Затаитесь на гребне как можно ближе к помосту, только чтоб вас с заимки было не видать. И вообще держитесь от нее подальше», – говорил Витязь. С кровли Обители казалось, будто помост стоит точно под Второй Заимкой. Это лишь оттуда казалось. А на месте выяснилось, что помост шагов на пятьдесят-шестьдесят ближе ко Мгле, чем выпершая из откоса заимочная стена. Так что «поближе к помосту» и «подальше от заимки» вовсе не противоречат друг другу.
Солнце уже выкарабкалось из-за горных вершин, утро незаметно переливалось в день, и суета возле неоконченного строения (да и не только возле него) сделалась вовсе немыслимой. Более или менее спокойно держалась лишь кучка людей, отличавшихся от прочих зажиточным видом и властными повадками. Люди эти (наверное, старшие братья с разных заимок да общинные старосты), кто сидя, кто полулежа, устроились под заимочной стеной. Леф разглядел просторные серые одеяния и блестящие бритые головы Истовых (правда, на этаком все же немаленьком расстоянии трудно было счесть, все ли бывшие обитатели Первой Заимки почтили своим присутствием ущельное устье). На некотором расстоянии от Истовых и окружавших их праздных степенных людей переминались несколько бронных послушников и с десяток копейщиков, одетых как обычные братья-общинники, однако же с серыми повязками на головах. Видать, и Предстоятель там, среди прочей старшины…
Предстоятель… Испугом ли его взяли серые мудрецы, ведовством или какими-нибудь посулами? Как бы то ни было, Леф не мог заставить себя думать о нем плохое. И видел-то парень этого старика раз-два и обчелся, но вот засело в душу доброе к нему расположение, и никак ее – душу то есть – не удается переупрямить. Из-за чего бы такое? Ну, вроде бы заступился на общинном суде… Но ведь потом, на Суде Высших, Предстоятель повел себя так, словно бы он и не Предстоятель, а один из Истовых. Причем, судя по рассказам неведомого Торкова дружка, оно и дальше так было. Чем дальше, тем хуже. И все-таки Истовые для Лефа враги, и прочие серые – тоже (хоть с простых послушников спрос невелик: пригрози бездельнику отнять горшок с дармовым варевом, так он для тебя на маленькие кусочки искромсается и изнанкой наружу сошьется), а вот к Предстоятелю злости нет. Нет, и все. Что ж, тем хуже: ведь наверняка старик залезет на помост вместе с Истовыми. Придется и его – без злости, просто за компанию с остальными…
Леф с тихим мычанием затряс головой, да так, что лежащая рядом Ларда смерила его цепким тревожным взглядом. Впрочем, она тут же вновь отвернулась.
А под заимочной оградой что-то менялось. Из-за угла бревенчатой стены вывернулись еще два человека – щуплый (и, судя по походке, весьма пожилой) в просторной накидке Истового и послушник в броне, но без шлема. Этот второй нес что-то на вытянутых руках, да так осторожно, словно боялся расплескать. Не доходя до прохлаждающихся под стеною людей, Истовый обернулся, и шедший за ним послушник торопливо поставил свою ношу на землю, после чего неуклюжей трусцой сбежал наискось по склону – к помосту. От кучки праздных людей отделились четверо… Нет, пятеро. Пятеро в одинаковых просторных серых накидках. Значит, все Истовые здесь. Собрались возле принесенной послушником вещицы и вроде советуются… или спорят?
Кстати, трое из них опираются на громоздкие, явно тяжеловатые для старческих рук посохи. На Высшем Суде Леф, кажется, ничего такого у серых мудрецов не заметил – впрочем, тогда парню было не до всяких безделок, которые Истовые таскают с собой для отличия от простых людей. А то, что эти посохи действительно всего лишь никчемные безделки вроде адмиральского жезла, видно с первого взгляда. Ни стоять, ни ходить они серым мудрецам не помогают – скорее наоборот. Но тогда получается, что Истовые меж собою неодинаковы, ведь посохи не у всех… Однако спорят они, похоже, как равные. Все спорят и спорят – интересно, о чем бы это?
Так, один из Истовых кого-то позвал. Ага, вот он, Предстоятель. Подошел, слушает (не так, как слушали бы младшие братья-послушники, но и не как равный). Пошел обратно, к сидящим, заговорил – кажется, гораздо резче и злее, чем Истовые говорили с ним. Когда Предстоятель смолк, те, кого Леф счел общинными старостами, сыпанули к помосту. Но не помогать строителям, а орать на них так, что слышно было даже Лефу и Ларде (да что там Леф с Лардой – отдельные слова долетали наверняка аж до Обители). Ну конечно, Истовые не успевают со стройкой. Вот почему в разговоре с Предстоятелем кто-то из них тыкал пальцем то в поставленную на землю штуковину, то в подбиравшееся к небесной маковке солнце. А между прочим, один из Истовых не отрывает ото рта что-то вроде скомканного клаптя меха и как-то странно вздрагивает всем телом… Бесы и Благочинные, неужели это тот серый мудрец, который возле Гнезда Отважных пробовал мериться с Гуфой неявными силами? Неужели он аж до сих пор чихает? Ай да старуха!
Тем временем вокруг помоста затеялось что-то вовсе не передаваемое словами. Похоже было, будто на каждого, кто занимался делом, приходилось теперь два-три понукальщика. Если прежде работа продвигалась довольно споро, то теперь суеты и беготни стало неизмеримо больше, а постройка совершенно перестала меняться. Да, серым покамест до Ордена далековато – примерно как вон тому чихуну до корабельной мортиры. Но это – пока.
