– Это было очень давно, – произнес Хэлис, и, хотя его тон все еще был довольно приветливым, Грейс поняла, что тема закрыта.
Казалось, он просто не хотел помнить свою мать или кого-либо еще из своего прошлого.
Она почувствовала абсолютно необъяснимое желание узнать этого человека, потому что знала – у него были секреты. Горе. Несмотря на его беззаботный тон, легкую улыбку, Грейс знала, что в нем скрывается темнота и суровость, и это одновременно отталкивало и притягивало ее. Она не хотела, чтобы ее притягивало к мужчине, а уж тем более к такому, как Хэлис. Однако именно это с ней и происходило, она видела сонный взгляд его полуоткрытых серо-зеленых глаз и чувствовала, как медленно раскручивается спираль сладкого желания внизу ее живота, несмотря на непреходящую головную боль. Какое сочетание. Боль и удовольствие. Искушение и мука. Они всегда появляются вместе, не так ли?
Усилием воли она перевела разговор обратно в рабочее русло.
– Завтра утром я хотела бы взглянуть на оборудование, которое вы упоминали, – произнесла она, стараясь говорить бодро. – Чем скорее я выясню, являются ли картины подлинниками Леонардо, тем лучше.
– А вы правда в этом сомневаетесь?
– Это моя работа – сомневаться, – ответила Грейс. – Мне бы скорее хотелось доказать, что они подлинные, чем определить, что они являются подделками.
– Замечательно, – прошептал Хэлис. – В поисках правды. Что привело вас к выбору этой профессии?
– Мой отец был профессором древней истории. Я выросла среди антиквариата, провела большую часть детства в музеях, за исключением того периода дикой любви к лошадям, когда я не хотела делать ничего, кроме как ездить верхом. – Она слегка улыбнулась. – Музей Фитцуильяма в Кембридже стал мне практически вторым домом.
– Вся в отца?
– Иногда, – сказала Грейс, встречаясь с ним взглядом, – бывает так, что ты – ребенок своего отца не только по крови.
Его серо-зеленые глаза, казалось, зажали в тиски ее душу, потому что она не могла отвести от него взгляда. Она ощутила желание быть понятой, узнанной, даже разоблаченной. А в ответ в этих агатовых глазах она видела странную и удивительную муку, бурю эмоций: горе, злость, возможно, даже отчаяние. Или же она просто смотрелась в зеркало? Ее голова была тяжелой от того, что она узнала и почувствовала, боль усиливалась, так что ей хотелось зажмуриться.
– Вы должны попробовать какой-нибудь десерт, – сказал он наконец спокойным, как и прежде, голосом. – Традиционная тунисская выпечка с миндалем и кунжутом.
Молодая женщина вновь пришла с серебряным подносом, на котором была тарелка с выпечкой, а также кофейник и фарфоровые чашки.
Грейс попробовала кусочек липкой сладкой выпечки, но уже не осилила кофе. Ее голова просто разрывалась от боли, и она знала, что если не окажется в темной комнате, то будет не в состоянии работать в течение многих часов или даже дней. Эти приступы мигрени возникали удручающе часто с тех пор, как она развелась. Дрожащей рукой она поставила чашку обратно на блюдце.
– Извините, но я очень устала. Думаю, я пойду спать.
Хэлис поднялся из-за стола, его глаза потемнели от волнения.
– Конечно. Кажется, вам нехорошо. У вас болит голова?
Грейс с трудом кивнула. У нее перед глазами плавали круги, поэтому она поднялась так осторожно, будто могла сломаться. Каждое движение отзывалось болью.
– Пойдемте. – Хэлис взял ее за руку, а другой рукой приобнял ее за плечо, и они пошли.
– Простите меня, – пробормотала Грейс, но он отмахнулся от ее извинений.
– Вы должны были сказать мне.
– Боль пришла внезапно.
– Чем вам помочь?
– Мне нужно лечь… в темноте…
– Конечно.
Затем, к удивлению Грейс, он поднял ее на руки и легко понес.
– Простите за фамильярность, но так будет проще и быстрее.
Грейс ничего не сказала, шок, как и боль, лишили ее дара речи. У нее не было ни сил, ни желания (как она поняла) вырываться. Ей было так приятно ощущать его руки, она прижималась щекой к его теплой сильной груди. Она уже так давно не была физически настолько близка к кому-либо, не чувствовала заботы.
– Вы должны были сказать мне раньше, – прошептал Хэлис, отбрасывая завиток волос с ее щеки, и Грейс просто закрыла глаза.
Головная боль овладела ею полностью, не позволяя ей ни говорить, ни даже думать.
В конце концов, она услышала, как открылась дверь. Хэлис бережно уложил ее на шелковое покрывало. Он ушел, и она неожиданно, нелепо почувствовала себя брошенной. Однако вскоре он вернулся с куском прохладной влажной ткани и положил его на лоб Грейс. Она не могла сдержать стон облегчения.
– Сможете выпить это? – спросил он, выдавливая две таблетки ей на ладонь.
Она кивнула:
– А что это?
– Это всего лишь парацетамол, у меня, к сожалению, нет более сильных лекарств.
Хэлис подал ей стакан воды, и, несмотря на стрелы боли, пронзающие ее голову, Грейс удалось проглотить лекарство. Она откинулась на кровати, крайне изнуренная, и от боли даже не чувствовала унижение от того, что в самый первый день Хэлис увидел ее такой слабой и уязвимой.
Он стянул с нее туфли и, взяв ее ступни в руки, принялся массажировать их большими пальцами. Грейс лежала на кровати в пассивном плену, в то время как он помогал ей, массируя ее ноги сильными круговыми движениями. Ей было невероятно, безумно хорошо, и она почувствовала, как головная боль постепенно отступает, а тело расслабляется. Она бы не пошевелилась, даже если бы у нее были для этого силы.
Должно быть, Грейс уснула, потому что последнее, что она запомнила, – это то, как Хэлис уверенно, знающе и очень нежно массажировал ей ноги.
Глава 4
Грейс разбудили солнечные лучи, пробивающиеся через щель в занавесках. Ее голова уже почти не болела. Она открыла глаза и потянулась, почувствовав при этом странную смесь облегчения и разочарования от того, что Хэлис ушел.
«Конечно же он ушел», – подумала Грейс. Ведь уже утро. Она хотела, чтобы он ушел. Грейс поежилась при мысли, что он мог бы провести в этой комнате целую ночь – это было бы унизительно. И все равно, он уже достаточно увидел; она все еще помнила, как нежно он массировал ее ступни, как нежно он о ней позаботился. Она снова поежилась. Она ненавидела быть слабой или ранимой. Ей очень не нравилось, что Хэлис увидел ее такой и в какой-то мере использовал это ее состояние в своих интересах. Хотя она и почувствовала его заботу прошлой ночью.
Она резко встала с кровати, хотя при этом перед глазами все поплыло. Она глубоко вздохнула и, пошатываясь, пошла в душ, приняв решение забыть обо всем, что было прошлой ночью, и строить общение на строго профессиональном уровне. Вскоре Грейс почувствовала себя лучше.
