По глазам мальчика она видела, что это он давно уже угадал. Но, опустив веки, он ответил кротко, словно девчонка:
— Нет, госпожа.
Голос, поджатые губы, напускная девичья скромность — во всем этом было столько от самой Моргаузы, что королева едва не рассмеялась вслух, а Габран, ее любовник вот уже более года, позволил себе поднять взгляд от арфы и улыбнуться вместе со своей повелительницей.
— Тогда я скажу тебе. Два незаконнорожденных сына короля Лотиана в том избиении были умерщвлены. Но люди знали, что бастардов у него было трое. Третий спасся милостью морской богини, что удержала его на плаву среди обломков корабля. Ты — незаконнорожденный сын короля, Мордред, мой мальчик из моря.
Разумеется, он ждал таких слов. Королева всматривалась в его лицо в поисках искры радости или гордости или хотя бы раздумья. Но ничего такого в нем не нашла. Мальчик сидел, кусая губы, обуреваемый горестью, которую желал, но не смел высказать вслух.
— Что с тобой? — спросила наконец королева.
— Госпожа… — И снова молчание.
— Так в чем же дело? — произнесла она уже с ноткой нетерпенья. Вложив в руку мальчишки дар королевской крови, пусть даже и ложный, вельможная госпожа ожидала преклоненья, а не печали, которую не могла понять. Поскольку сама она всегда оставалась глуха к сердечным порывам, ей не могло прийти в голову, что тщеславие и жажда удовольствий могут бороться в ее сыне с привязанностью к приемным его родителям.
— Госпожа, — внезапно вырвалось у него, — . моя мать бывала когда-нибудь в Дунпельдире?
Моргауза, любившая играть людьми, словно они были дикими тварями, посаженными в клетку ей на забаву, улыбнулась мальчику и впервые за время этой беседы сказала ему чистую правду:
— Разумеется. Где же еще? Ты там родился. Разве я этого не сказала?
— Но она говорила, что всю свою жизнь прожила на Оркнеях! — в волнении воскликнул Мордред, так что на мгновенье оживленная болтовня в дальнем конце покоя смолкла, пока взгляд королевы не заставил ее дам опять склонить головы над рукодельем. Понизив вновь голос, мальчик с несчастным видом добавил: — И мой отец. Конечно же, он не знает, что она… что я…
— Глупый неразумный мальчик, ты не понял меня. — В голосе ее было медовое снисхожденье. — Бруд и Суда — приемные твои родители, взявшие тебя по приказу короля и по его же приказу вырастившие тебя в тайне. Сула сама потеряла сына и взялась вскармливать тебя. Не сомневаюсь, она одаривала тебя любовью и заботой, как если б ты был ее собственным сыном. Что до настоящей твоей матери, — поспешно предупредила она вопрос, который оглушенный такими откровеньями мальчик и не собирался задавать, — то о ней я тебе ничего не могу рассказать. Из страха она не сказала ничего, не пыталась вернуть тебя, и из страха перед Верховным королем молчали и все остальные. Возможно, она сама испытывала лишь благодарность, что может забыть обо всем. Я не задавала вопросов, хотя и знала, что один из мальчиков спасся. Потом, когда погиб король Лот, а я приехала сюда, чтобы родить младшего из моих сыновей и в безопасности воспитывать старших трех, я была готова предать все забвенью. Как следует поступить и тебе, Мордред.
Не зная, что сказать, мальчик молчал.
— Насколько мне известно, твоей матери, возможно, уже нет в живых. Мечтать о том, что настанет день и ты разыщешь ее, неразумно — и какая в том польза? Городская девчонка, минутное удовольствие короля? — Она внимательно всматривалась в глаза, поспешно скрывшиеся за опущенными веками, в лишенное всякого выраженья лицо. — Теперь Дунпельдир в руках короля, поставленного там Артуром. В розысках пользы не будет, Мордред, но они таят в себе большую опасность. Ты понимаешь меня? Что предпримешь ты, став взрослым мужем, — твоя забота, но ты поступишь благоразумно, если всегда будешь помнить, что король Артур — враг тебе.
— Так… выходит, я тот самый? Тот… что, что станет его погибелью?
— Кто знает? Такое решают лишь боги. Но король — человек тяжелый, а его советник Мерлин умен и жесток. Как по-твоему, станут они рисковать? Но пока ты остаешься на этих островах — и пока ты молчишь о том, что тебе известно, — тебе ничего не грозит.
Вновь повисло молчанье. Потом мальчик спросил, почти прошептал:
— Но зачем тогда ты рассказала мне это? Обещаю, я буду молчать обо всем, но почему ты хотела, чтобы я это знал?
— Потому что я в долгу пред тобой за спасенье Гавейна. Если б ты не помог ему, он, возможно, сам попытался взобраться бы на утес и разбился бы насмерть. Мне было любопытно поглядеть на тебя, и потому я послала за тобой под этим предлогом. Возможно, лучше бы было оставить тебя в неведении, оставить жить жизнью твоих приемных родителей. Они никогда не посмели б заговорить. Но после того, что случилось вчера… — Милый жест, почти словно себе самой в осужденье пожатье плечами. — Найдется немного женщин, пожелавших воспитывать бастарда своего супруга, но я и моя семья в долгу пред тобой, а я привыкла возвращать свои долги. И теперь, когда я увидела тебя и поговорила с тобой, я решила, как отплатить тебе.
Мальчик промолчал. Он словно перестал дышать. Из дальнего угла покоя доносились струнные переборы и приглушенные голоса придворных дам.
— Тебе десять лет, — изрекла королева Моргауза. — Ты здоровый и рослый мальчик, и я думаю, ты мог бы быть мне полезен. Немного есть на островах людей, в чьих жилах течет подходящая кровь и кто выказывает задатки настоящего вождя. В тебе я, кажется, вижу и то, и другое. Пора тебе оставить дом приемных родителей и занять свое место подле остальных принцев. Ну, что ты на это скажешь?
— Я… я сделаю так, как ты пожелаешь, госпожа, — пробормотал, заикаясь, мальчик.
Это было все, что он мог сказать. В голове его кружились, словно мотив арфы, одни и те же слова: “Остальные принцы. Пора тебе занять свое место подле остальных принцев…” Потом, быть может, он с привязанностью и сожаленьем вспомнит о приемных матери и отце, но сейчас перед его мысленным взором вставали лишь смутные, но ослепительные картины будущего, о котором он не смел даже мечтать. И эта женщина, эта прекрасная вельможная госпожа по милости своей предлагает ему, бастарду своего супруга, место подле своих собственных, законнорожденных принцев. Мордред, повинуясь порыву, которого не знал никогда раньше, соскользнул со скамьи и опустился на колени у ног Моргаузы. Движеньем одновременно грациозным и трогательно безыскусным он приподнял складку медвяного бархата и поцеловал ее. Устремив на нее полный преклонения взор, мальчик прошептал:
— Я готов послужить тебе моей жизнью, госпожа. Только попроси. Она твоя.
Его мать улыбнулась ему сверху вниз, удовлетворенная достигнутой победой. Она коснулась его волос, жест, от которого кровь прилила к его щекам, потом снова откинулась на подушки — красивая хрупкая королева, нуждающаяся в сильной руке и в остром мече, что защитили бы ее.
— Я не обещаю тебе легкой службы, Мордред. Одинокая королева нуждается во всей любви и защите, которые могут подарить ей верные воины. Ты будешь обучаться воинскому искусству вместе со своими братьями и жить ты будешь здесь же, в моем дворце. А теперь ты отправишься в Тюленью бухту, чтобы попрощаться со своими родителями и привезти сюда свои вещи.
