— Вложи его в ножны, глупец. Я пришел по приказу короля, зачем же еще?
— В такую пору? Чего ради?
— Не для того, чтобы причинить ей вред, иначе зачем мне стучать в ее дверь или являться сюда “голым”?
Среди солдат это слово означало “безоружный”, а для рыцаря было все равно что щит. Мордред широко развел руки, показывая, что они пусты. Медленно-медленно Гахерис начал убирать в ножны меч.
— Тогда что… — начал он, но Мордред быстрым жестом призвал его к молчанью, шагнул мимо него в комнату и, подойдя к столу, взял одну из чаш и понюхал ее.
— М-да, и женщина в привратницкой едва-едва открыла глаза, чтобы поглядеть на мой пропуск.
Встретив напряженный взгляд Гахериса, он поставил чашку назад на стол и улыбнулся.
— Король послал меня потому, что получил известье, что она занемогла и смертный час ее близок. Он сам собирался завтра навестить ее. Но думаю, ему нет нужды приезжать. — Он быстро поднял руку. — Нет, не бойся. Это не может быть правдой. Эти женщины были опоены, и нетрудно догадаться…
— Опоены? — Гахерис медленно и, похоже, с трудом осознал смысл его слов, глазами он принялся рыскать по темным углам, словно зверь вынюхивал врага, а рука его вновь взлетела на рукоять меча.
— Так, значит, опасность есть! — хрипло произнес он.
— Нет. Не надо. — Мордред сделал несколько быстрых шагов через комнату, чтобы, взяв сводного брата за локоть, заставить его отвернуться от двери в опочивальню. — Это одно из королевиных снадобий. Мне знаком этот запах. А потому оставь свои страхи и пойдем со мной. Можешь быть уверен, она здорова и никакая опасность ей не грозит. Королю нет нужды приходить к ней поутру, но тебе, без сомненья, позволят увидеться с ней. Он уже послал за остальными, на случай, если рассказ ее служанок правдив.
— Но откуда ты знаешь?
— И говори тише. Пойдем, нам надо уходить Я хочу показать тебе чудесные гобелены в переднем покое. — Он улыбнулся, встряхнув за плечо безучастного сводного брата. — Во имя неба, ты что, не понял? Она там с любовником, вот и все! А потому ни ты, ни я не сможем увидеть ее сегодня ночью!
Мгновенье Гахерис стоял без движенья, словно окостенел, потом, рывком освободившись, он прыгнул к двери опочивальни. Отбросив занавесь, он с такой силой толкнул дверь, что та с грохотом ударилась о стену.
4
Одного-единственного, но показавшегося бесконечным, мгновения хватило, чтобы увидеть все.
Голую спину Ламорака, на которой блестел в свете свечи пот. Моргаузу под ним: королева была скрыта тенями и телом своего любовника, только неугомонные, жадные руки порхали по его спине да по подушке рассыпались длинные волосы. Ее постельные одежды лежали грудой на полу, подле сброшенной впопыхах туники Ламорака. Его перевязь, меч и кинжал в ножнах были аккуратно разложены на табурете в дальнем конце комнаты.
В возгласе, который вырвался из горла Гахериса, никто не нашел бы ничего человеческого, а Гахерис меж тем в неистовстве схватился за меч.
Мордред, отставший от него лишь на два шага, выкрикнул, предупреждая: “Ламорак!”, и снова попытался схватить руку сводного брата.
Моргауза закричала. Охнув, Ламорак повернул голову, увидел вошедших и, скатившись с кровати, метнулся за мечом.
Движение любовника открыло королеву безжалостному свету звезд; раскинувшуюся плоть, отметины страсти, раззявленный рот, руки, еще сплетающие ласки в воздухе там, где только что было тело ее любовника.
Руки опали. Королева узнала Гахериса, стоявшего в дверном проеме, Мордреда, пытавшегося совладать с ним, и овладела собой, так что крик сменился просто тяжелым дыханьем. Моргауза поспешно приподнялась с подушек и схватила сбившееся к изножью кровати покрывало.
Изрыгая ругательства, Гахерис вырвал из ножен на поясе кинжал и вонзил его в обхватившую его руку Мордреда. Острие вошло в мягкие ткани, и хватка Мордреда ослабла. Извернувшись, Гахерис высвободился.
Ламорак к тому времени добрался до табурета и схватил перевязь с мечом. Неловко, быть может, еще не оправившись от шока, он в полутьме дернул за рукоять, но перевязь намоталась на перекрестье, и меч заклинило. Не оставляя попыток выхватить клинок, голый Ламорак повернулся, чтобы встретить меч противника.
Мордред, из пораненной руки которого капала кровь, оттолкнул Гахериса, встал меж двумя противниками, а потом обеими расставленными ладонями ткнул в грудь сводному брату.
— Гахерис! Подожди! Ты не можешь убить безоружного. И не можешь убить его здесь. Подожди, глупец! Он Соратник, предоставь это дело королю.
Сомнительно, что Гахерис вообще услышал его слова или почувствовал давление его рук. Он плакал; дыхание из его груди вырывалось тяжело и со всхлипом, он казался почти безумным. Не сделал он и попытки протолкнуться мимо Мордреда и напасть на Ламорака. Внезапно он круто повернулся на пятках, отворачиваясь от обоих мужчин, и бросился к королевиной постели, занеся над головой меч.
Прижимая к себе покрывало, ослепленная разметавшимися волосами, королева попыталась откатиться в сторону, увернуться от него. Она закричала вновь. Прежде, чем двое мужчин успели догадаться о его намерениях, Гахерис, уже у постели, занес меч выше, а затем что было мочи опустил его на шею матери. И снова. И еще раз.
Единственным звуком в покое было мягкое и оттого тем более ужасающее хлюпанье металла по плоти, по распоротым подушкам. Моргауза умерла от первого же удара. Одеяло выпало из ее бесчувственных рук, и обнаженное тело, по счастью, упало назад в скрывшую все тень. Чего нельзя было сказать о голове: отрубленная, она выкатилась на освещенные лунным светом из окна и пропитанные кровью подушки. Гахерис, сам залитый кровью, хлынувшей фонтаном при первом же его ударе, занес окровавленный меч для нового удара, а потом с воем, напоминавшим визг подбитой собаки, отшвырнул его прочь, так что тот загремел по каменным плитам пола, рухнул на колени в лужу крови, положил голову возле головы матери на подушку и заплакал.
Тут Мордред обнаружил, что сжимает Ламорака хваткой, которая причиняет боль им обоим. Убийство свершилось столь быстро, столь неожиданно, что ни один из них не успел даже пошевелиться. Потом Ламорак стряхнул с себя наваждение и, выдохнув какое-то проклятье, попытался высвободиться из рук Мордреда. Но Моргауза была уже мертва, и ей было не помочь, а ее сын и убийца, безучастный и безразличный, рыдал у ее одра, повернувшись незащищенной спиной к ним обоим; меч его лежал в десятке шагов на полу у стены опочивальни. Клинок Ламорака дрогнул, потом опустился. Даже теперь, даже в такое страшное мгновенье суровая выучка взяла свое. В запале свершилось ужасное убийство. Но теперь у них было время одуматься, и ничего поделать было нельзя. Ламорак застыл в объятиях Мордреда, только зубы теперь у него застучали от ужаса и ледяного шока.
Мордред отпустил его. Подобрав платье рыцаря, он ткнул всю охапку ему в руки.
