Мордред видел насквозь старшего из четверых братьев. Гавейн опасался всего, что могло бы стать между ним и его правом на Оркнеи и со временем — на королевство Лотиан, а без постоянной поддержки Артура ни один из этих наследственных титулов не стоил ломаного гроша. И потому дело было улажено, и когда подошло время возвращения близнецов, король позаботился о том, чтобы их старший брат оказался подальше от Камелота. Королева Моргана в уэльском замке Аур представила ему самый что ни на есть удобный предлог. Гавейн был послан в те края якобы для того, чтобы расследовать жалобы местных крестьян на самоуправство стражников Морганы, и его осмотрительно не отзывали назад до тех пор, пока не уляжется шум, поднятый убийством Ламорака.
Мордреду же было вполне очевидно, что сомнения Бедуира на его счет далеко не улеглись. На место сдержанного дружелюбия, которое проявлял к нему в последнее время главный конюший короля, вернулось настороженное недоверие, с каким Бедуир относился также к Агравейну и паре-тройке других юных рыцарей из “младокельтов”.
Словцо “младокельты”, бездумно измышленное поначалу для обозначения молодых людей из дальних пределов Верховного королевства, которые взяли в обычай держаться заодно, к тому времени обрело форму прозвища, звания столь же четко определенного, как и рыцари — Соратники Верховного короля. Тут и там обе партии пересекались. Агравейн принадлежал и к тем, и к другим, Гахерис тоже. А также, со временем, и Мордред. Как Мордред и предугадал, Артур послал за ним и просил, как только вернутся ко двору его сводные братья, присматривать за обоими и остальными “младокельтами”. К некоторому своему удивлению, Мордред обнаружил, что, невзирая на еще живое недовольство внутренней политикой Верховного короля, никто не вел здесь разговоров, которые можно было бы назвать мятежными. Имя и репутация Артура еще не потеряли свою власть над ними; он еще оставался Артуром-воителем, и на его плечах еще лежала достаточно пышная мантия славы и власти. Его разговоры о грядущей войне еще более привязывали их к нему. Но вражда к Бедуиру была. Выходцы с Оркнейских островов, кто приехал на юг, чтобы присоединиться к сыновьям Лота в свите Артура, равно как и выходцы из Лотиана, кто надеялся, что Гавейн вскоре взойдет на трон их земли (и кто привез с собой мелкие обиды, реальные или воображаемые, причиненные им правителем нортумбрийского Бенойка), знали, что Бедуир им не доверяет и что он сделал все возможное, чтобы помешать возвращению ко двору Агравейна и Гахериса, что он выступал за то, чтобы раз и навсегда сослать их домой на острова. И потому, как это неизбежно бывает среди молодых людей, когда разговор перешел на слухи о Бедуире и королеве, Мордред вскорости понял, что эти слухи по большей части вызваны ненавистью к Бедуиру и желанием удалить его от милостей короля. Когда Мордред, тщательно рассчитывая шаги, дал понять, что, возможно, даст себя уговорить стать на их сторону, “младокельты” сочли, что мотивом его была естественная ревность королевского сына, который мог бы, коль на Бедуира ляжет пятно позора, стать помощником и местоблюстителем своего отца. Как таковой Мордред стал бы для партии весомым приобретением.
И потому он был принят в их ряды, и со временем “младокельты”, даже Агравейн и Гахерис, стали смотреть на него как одного из своих вождей.
У Мордреда были свои комнаты в королевском дворце в Камелоте, но последние год или два он держал еще и премилый домик в городе. Девушка из горожан вела для него хозяйство и открывала ему объятья, когда у него находилось для нее время. Иногда вечерами здесь сходились “младокельты” — якобы для ужина или перед охотой на болотных птиц, но на деле для разговоров, — но Мордред обычно молчал и все больше слушал.
Предложение приобрести дом исходило от короля. Если Мордреду предстоит разделить забавы “младокельтов”, маловероятно, что такое возможно в пределах королевского дворца. В более привольной атмосфере дома своей полюбовницы Мордреду легче будет держаться в курсе того, что бродит в умах молодежи.
. В этом городском доме и сошлись однажды вечером Агравейн с Коллесом и Мадором и другие “младокельты”. После ужина, когда женщина, поставив на стол новый кувшин вина, удалилась к себе, Агравейн внезапно перевел разговор на то, что в последнее время стало у него едва ли не навязчивой идеей.
— Бедуир! Ничего в этом королевстве не делается, никто не может ничего добиться без одобрения конюшего! Король как в дурмане. Тоже мне, друзья детства! Уж скорее любовники детства! И до сих пор ему приходится слушать, когда господин мой великий и могущественный Бедуир соизволит открыть рот! Что скажешь, Коллес? Мы-то уж знаем, а? А?
Агравейн, как обычно бывало в те дни, несмотря на ранний час, уже на три четверти был пьян. Даже из его уст эта клевета прозвучала слишком резко. Коллес, обычно преисполненный надежд подхалим, попытался не без неловкости сгладить слова товарища.
— Ну да… Но всем известно, что они сражались бок о бок с незапамятных времен. Братья по оружию и так далее. Вполне естественно…
— Даже слишком естественно. — Агравейн икнул, потом рассмеялся. — Братья по оружию, вот уж в точку так в точку! И в объятиях королевы тоже… Слышали последнюю новость? В прошлый раз, когда король был вдали от двора, господин мой Бедуир юркнул в королевину постель, не успел еще конь Артура ступить за Королевские врата.
— Откуда ты это узнал? — Вопрос Мадора прозвучал резко.
Лицо же Коллеса становилось все более испуганным.
— Ты мне сам сказал. Но это только разговоры, это не может быть правдой. Во-первых, король не такой уж глупец, и если он доверяет Бедуиру… и доверяет ей, если уж на то пошло…
— Не такой уж глупец? Доверять — удел глупцов. Вон, Мордред с тобой согласится. Что скажешь, братец?
Мордред, который, стоя спиной к собравшимся, наливал вино, соизволил коротко кивнуть.
— Будь это правдой… — с жадностью начал кто-то, но его оборвал Мадор:
— Ты сам глупец, если говоришь такое, не имея доказательств. Даже если б они пожелали, как бы они посмели? Фрейлины королевы всегда при ней, и даже по ночам…
Агравейн разразился смехом, а Гахерис, опершись спиной о его плечо и развалясь на скамье, ухмыльнулся:
— Святая простота. Ты начинаешь говорить совсем как чистюля Гарет. Ты что, никогда сплетен не слушал? Агравейн вот уже больше месяца ухлестывает, успешно, должен сказать, за одной из служанок Гвиневеры. Если кто и слышит слухи, то это он.
— Ты хочешь сказать, он приходит к ней по ночам? Бедуир? Агравейн кивнул, уставясь в свой кубок, а Гахерис победно хрюкнул.
— Тогда мы его поймали! Но Коллес настаивал:
— Она его видела? Собственными глазами?
— Нет. — Агравейн с вызовом огляделся по сторонам. — Но всем известно, что об этом уже давно поговаривают, а кто не знает, что нет дыма без огня. Давайте заглянем сквозь дымные клубы и погасим огонь. Если я добуду доказательства, вы со мной?
— Действовать? Но как?
— Сослужим службу королю и избавим его от Бедуира, очистим разом и постель, и Совет короля!
