— Ты обещал рассказать что-то важное, — напомнил Клипс, усевшийся напротив меня.
— Сейчас. Только свяжусь с драконом.
Тут я заметил горящее рубиновое зернышко на своем пальце. Проклятый склероз! Так ведь и всю жизнь можно проходить с синей рожей, и никто даже не додумается напомнить тебе, будто так и надо! Привыкли уже, что ли? Я поспешил дезактивировать — то есть повернуть — кольцо, после чего обратился к дракону:
— Эй, ксенли! — осторожно позвал я. Молчание.
— Алле, гараж! Молчание.
Мне стало не по себе. Без паники, Эйв! Попробуем задеть его за живое.
— Колись, рептилия, что там у тебя в брюхе? Тишина.
— Ладно, попробую угадать с трех раз. Батарейка «гигант» с зарядом на пятьдесят миллионов лет?
Молчание.
— Склад взрывчатки и бомба с часовым механизмом?
«Нет».
Ага, уже теплее! Мы на верном пути! Закрепим успех!
— Воины Света? Трах-тарарах, попал пальцем в небо!
Дракон ничего не ответил, зато после моего вопроса началось новое драконотрясение. Правда, на сей раз не такое сильное.
— Стас, что с ним происходит? — проворчал Дру, встав на все свои шесть ног, чтобы лучше держаться на вибрирующей поверхности. — Он что, не хочет нас выпускать?
— Погоди, сейчас разберемся, — ответил я и добавил: — Не дрейфь, если не выпустит — сами выберемся, через другое место.
— Через какое это «другое место»? — подозрительно спросила Ильес. Она вознеслась сантиметров на десять над языком, чтобы не трясло, и висела в положении «сидя», держа на коленях добытый в последнем бою «Щекотун».
— Через то самое! Раз зубы и глотка у него имеются, то должно быть и все остальное!
Ну ксенли, если ты только заставишь нас лезть в это свое «другое место», тогда… Тогда мы полезем. Но пеняй на себя!
— Ребята, смотрите-ка, что это? — произнес Ратр, указывая пальцем в сторону горла. Драконотрясение внезапно кончилось, и все мы увидели, что из темной пещеры глотки откуда-то снизу льется слабый колеблющийся свет. С каждым мгновением свет становился все ярче и ровнее, будто по глотке к нам наверх поднимался снизу кто-то с электрическим источником света в руках.
— Ты знаешь, что это значит? — обернулся ко мне Клипс.
— Похоже, ребята, что нам сейчас предстоит встреча с нашими братьями по крови, — ответил я. Рассказывать им все в подробностях сейчас уже не было времени. Если я угадал — скоро они и сами все поймут, а если ошибся — еще успеется.
Свет в горле становился все ярче, потом над основанием языка выросла сияющая голова, за ней — плечи, за плечами — грудь, руки и все остальное, такое же сияющее, закутанное в белоснежные одежды.
Мы встали на ноги — все, за исключением Ли, он и так стоял — и в полной тишине наблюдали за приближением гостя. То есть, скорее всего, надо понимать — хозяина. Человек — а это был человек, хоть и светящийся — приближался с величавым достоинством, освещая первозданную темноту драконьей пасти радостным сиянием, рождающим золотые отблески на мощных колоннах сомкнутых зубов и на вкусовых пупырышках языка под ногами своего первоисточника. Приблизившись, первоисточник остановился перед нами шагах в пяти и стоял молча, глядя, как мне показалось, прямо на меня. Сначала я ждал, что он заговорит — но он молчал. Зато лицо его: не молодое и не старое, не радостное и не грустное — словом, никакое, со светлыми волосами до плеч и бледно-голубыми прозрачными глазами — стало словно своеобразным паролем для какого-то моего заблокированного намертво секретного уровня. Я почувствовал, как из моих потаенных глубин, до сих пор запаянных, запечатанных самим седым Временем на сотни печатей и тысячи закодированных замков поднимается Нечто и рвется наверх, срывая эти замки и печати и распахивая настежь, словно картонные, нерушимые запретные двери. И когда последнюю дверь сорвало с петель, то я увидел… Будто в единой вспышке, вобравшей в себя тысячелетия, передо мной предстала наша история, я понял, кто мы и откуда пришли, увидел все наши деяния — с тех давно похороненных Временем времен, когда мы жили в Экселе и называли себя Воинами Тьмы, до нашего неизбывного пути по временам и судьбам планеты Земля. Может быть, это знание шло ко мне от поколения к поколению вместе с генетической памятью, но мне показалось, что я вспомнил о себе самом — о многих тысячах своих жизней, со всеми их рождениями и смертями, бедами, подвигами, войнами и любовью. И еще я увидел, но уже как бы со стороны, с огромного расстояния, то, что видели сейчас мои друзья — пути, пройденные каждым из них в других мирах. С виду разные, эти дороги мало чем отличались одна от другой по сути и в главном — ни одну из них нельзя было назвать легкой. Говорят, что все придуманное разумом где-то существует, и я знал теперь, что Чужие — леденящий душу вымысел земных фантастов и режиссеров, существовали в Экселе. Мы, пять древнейших рас Экселя, называли их Кропами и вели против них неравную борьбу, пытаясь спасти гибнущий под гнетом страшного нашествия мир; мы боролись до тех пор, пока не поняли окончательно, что обречены в этой борьбе на поражение. И тогда те из нас, что назвали себя Воинами Тьмы, сделали последнее, что было в наших силах, ради спасения остальных, еще юных цивилизаций Экселя, — уничтожили охваченную эпидемией часть вселенной — тысячи живых миров вместе с заполонившими их монстрами и людьми, которые еще не были монстрами, но могли уже являться их носителями. Это было нашим последним деянием в Экселе. Потом мы ушли, выбрав свой путь — самый тяжелый путь в самой страшной из вселенных, покоящихся на Мировой Оси. А наша лучшая, не запачканная пролитой кровью половина — Воины Света — ушла своим путем — в мир, где не существовало смерти, чтобы получить возможность бесконечно совершенствоваться там в духовном развитии. Мы расстались в том единственном месте, которое могло считаться в галактике неподвижным, потому что через него проходила Мировая Ось, — в Мертвой Точке. Здесь был открыт путь в любую из вселенных, и отсюда наши пути расходились в разные стороны. Но, расставаясь, мы договорились о встрече — через один оборот Мировой Оси мы условились послать своих гонцов в Эксель и назначили место — такое, чтобы его невозможно было вычислить, потому что оно принадлежало одному из вечных старожилов Экселя, созданных не нами, а задолго до нас и, возможно, теми же, кто создал нас. Мы договорились встретиться в пасти Килдногда — таково было имя этого дракона, — встретиться — если Воины Тьмы преодолеют смертельные пороги Женин и будут еще существовать, — чтобы рассказать друг другу о пройденном пути и, сравнив, решить наконец наш давний спор о выборе этого пути. И — главное — чтобы понять, набравшись опыта тысячелетнего раздельного существования, — нужны ли мы друг другу.
Все это я вспомнил и осознал в единый миг, и увиденное навсегда во мне запечатлелось, восстановив мою истинную сущность и сделав меня иным в какую-то неуловимую долю мгновения, вместившего в себя вечность. Мгновение минуло — и я вновь увидел перед собой Воина Света. И по тому, как неузнаваемо изменилось его лицо, я понял, что он видел все то же, что увидел я, и то, что видели мои собратья. Глаза его углубились и словно бы потемнели, и в них теперь жила боль. Не жалость и не сострадание — он знал, что это был наш бой и наш выбор — только боль. Безграничная боль. Будто он за короткий миг проделал весь страшный путь через историю Женин вместе с нами. Потом он заговорил — на языке, не имеющем ничего общего с единым и ни с одним живым языком Экселя. Он говорил на древнем языке Свиглов, и все мы теперь его понимали.
