Дверь дома медленно открылась. На пороге появился Борис. Лицо преисполнено недоверия, в руках широкий столовый нож, как будто эта железка может защитить. Спускаться с крыльца парень не спешил.
— Выкинь эту безделушку и иди сюда, — нетерпеливо велел Андрей, — Неужели ты думаешь, что я причиню тебе вред после того, как самолично привез в Убежище?
Колебания Бориса были недолгими. Сопоставив все факты, он понял, насколько глупо сейчас выглядит. Действительно, зачем Андрею убивать своего подопечного, если только что он с таким остервенением защищал его.
Положив нож на перила, молодой человек медленно спустился вниз и окинул взором устроенное дархом побоище. Три искореженные, объятые пламенем машины, причем «ауди» лежит колесами вверх, в десятке метров от своего первоначального местоположения. Шестнадцать трупов. Обгоревшие, изуродованные тела. Бесполезные автоматы вплавлены в иссушенную жаром землю. Воздух насыщен едким дымом и невыносимым запахом горелой плоти. Трудно поверить, что все это сотворил в одиночку невооруженный человек.
Только человек ли?
Подойдя к калитке, Борис остановился в неуверенности. Сейчас он стоял у последней черты, отделяющей его от этого загадочного существа, способного ожить после того, как его исполосуют автоматными очередями, в одно мгновение превратиться из девяностолетнего деда в тридцатилетнего мужчину, стать невидимкой и совершенно непонятным образом сжечь шестнадцать человек. Тринадцать. Один лежал неподалеку со свернутой шеей. Еще двое, умершие в самом начале схватки, вообще не имели никаких внешних повреждений, если не считать кровоподтеков и неестественной синевы кожи, словно у человека одновременно лопнули все кровеносные сосуды и капилляры, и кровь тут же свернулась. Как и от чего умерли эти люди, оставалось только догадываться. И в голову лезла всякая чушь.
— Да подойдешь ты сюда, наконец?! — разозлился Андрей.
Борис решился. Перешагнув невидимую границу, он вышел на выжженную поляну и, осторожно обходя дымящиеся тела, приблизился к дарху. На лежащего перед Андреем главаря парень старался не смотреть. Пленник лежал неподвижно, широко раскинув плотно прижатые к земле руки и ноги. По непонятной причине он даже не предпринимал попыток подняться, хотя совершенно точно был жив. Обожженный рукав не в счет. Очевидно, сейчас его держала та же сила, что испепелила всех нападавших.
— Думаю, вам стоит познакомиться поближе, — предложил дарх, обращаясь сразу к обоим.
Лежащий на земле был безмолвен. Не понимая, какую игру затеял Андрей, Борис решил последовать примеру «шрама» и тоже промолчал.
— Хорошо. Познакомлю вас сам, — проговорил Андрей. Пнув подис ногой под ребра, он спросил, а вернее потребовал: — Имя.
— Андрей, — хмуро ответил старший.
— Надо же, тезка, — усмехнулся колдун. — Ну что, тезка, знакомься. Это Борис Норин, брат Виктора Норина, ныне покойного.
Борис отвернулся, не понимая, чего добивается колдун.
— Не отворачивайся, — сразу отреагировал дарх, обращаясь к нему. — Тебе, наверно, интересно познакомиться.
— Нет, — ответил Борис — Зачем это вообще нуж…
— Это Андрей, подис Тьмы. Убийца твоего брата.
— …но…
Время замерло. Не веря своим ушам, Борис медленно обернулся к дарху, но тот молчал, и парень перевел взгляд на человека со шрамом.
Убийца… В милиции не было даже зацепок и уж тем более никакой надежды на возмездие. А теперь вот он, убийца Виктора, лежит перед ним, совершенно беспомощный. Беззащитный. И Борис может сделать с ним все, что угодно.
— Откуда вам… тебе… — Борис не знал, как обращаться к деду, скинувшему вдруг шестьдесят лет. — Откуда тебе известно, что убийца он?
— Таким, как я, достаточно заглянуть в глаза человеку, чтобы получить ответ, — пояснил Андрей. — Их было много, гораздо больше, чем сейчас, но вела их именно эта тварь. И он завершил начатое другими. Выслуживался. Сейчас у тебя есть превосходная возможность поквитаться за брата. Как ты хочешь убить его?
— Я?..
Борис растерянно взглянул в глаза лежащему убийце, наивно пытаясь увидеть то, что узрел Андрей. Или увидеть хоть что-то. И действительно увидел. Никакой мольбы о пощаде в глазах «шрама» не было. Но страх и отчаяние читались в них совершенно отчетливо. Подис не знал, что может сделать с ним человек, жаждущий мести. Но догадки закрадывались самые пугающие.
— Они приехали ночью. На восьми машинах. Окружили дом, не давая Виктору возможности выбраться. Начали штурм и через полчаса ворвались внутрь, — отчетливо проговаривая каждое слово, сказал дарх. — К тому моменту Виктор уже был при смерти. Но этого им показалось мало. Они притащили заготовленный заранее крест и распяли на нем умирающего. Прибили к кресту его руки, ноги. А этот ублюдок взял последний гвоздь, огромный, похожий на железнодорожный костыль, и вбил его в грудь твоему брату. Разве такой человек не заслуживает смерти?
Борис стоял, не в силах вымолвить ни слова. Ненависть к человеку, беспомощно лежащему сейчас на земле, вскипала с невероятной силой. Слова Андрея подогревали ее. Парень готов был не просто убить этого подис. Нет, этого мало! Разум метался в безумии ненависти, разрывался на части от желания придумать наиболее изощренную казнь, мучительную, болезненную и невообразимо долгую. Такую, чтобы она показалась убийце его брата настоящим адом. Борис хотел слышать его крик. Хотел видеть его страдания. Хотел… Он жаждал мести. Он жаждал смерти врагу. Не потому, что это ничтожество под его ногами убило его брата. А потому, что убило, следовательно — не достойно жизни. Убить убийцу. Жестоко! Безжалостно! Убить… И превратиться в такого, как он! В поганую мерзкую тварь, готовую убивать даже не ради мести, а просто ради смерти, продолжая бесконечную цепочку убийств.
— Нет! — прошептал он, отступая назад в страхе перед самим собой. Перед тем, в кого он готов был превратиться еще минуту назад.
— Не беспокойся. Никто никогда не узнает об этом, — заверил его дарх, и слова его были чистейшей правдой. — Кроме меня — никто.
— Нет, — еще раз повторил Борис — Не так! Не здесь!
— Ты хочешь суда? Сдать его властям? — Андрей усмехнулся. — Его выпустят через двадцать четыре часа, если не раньше. Он подис. Его хозяевам он нужен на свободе, а не за решеткой. Если сегодня он останется живым, то завтра вернется сюда с парой дюжин новых бойцов, подготовленных гораздо лучше. Ты уверен, что я смогу выстоять, если по мне жахнут из гранатомета? Лично я — нет.
— Это уже не самооборона. Это убийство! — отчаянно проговорил Борис.
Он не пытался вразумить колдуна. Он лишь отговаривал себя от поступка, за который будет раскаиваться потом всю оставшуюся жизнь. Все аргументы были на стороне Андрея. Он был прав, абсолютно прав. «Шрам» не достоин жизни. Но почему-то Борис точно знал — это неправильно. И совершенно непонятным образом сдерживал в себе поток ненависти, готовый вырваться наружу.
