Но, первым делом — ланч (зови его обедом, Кэйти, раз уж ты дома). Как ни называй, то была добрая трапеза: холодный цыпленок с помидором, хлеб с маслом и один из принесенных Присси персиков. Захватив чашку и выйдя на солнышко, я выпила свой кофе, сидя на скамейке под кухонным окном. Дедушкины розы наполняли воздух благоуханием, ручей мелодично журчал по дочиста отмытым камням. Повсюду пели птицы и царил покой.
Никто не появился.
Я вернулась в дом и принялась за работу.
В половине пятого я сделала перерыв на чай, удовлетворившись результатами. Полы были помыты, растопка сложена, с оголившихся стен и плинтусов сметена паутина, окна вымыты. Я поднялась к себе в спальню за ковриком, лежавшим у кровати, и положила его перед очагом. Он был слишком маленький, его краски выцвели и посерели, но он скрывал испорченный край линолеума, что существенно улучшало вид. Но даже так комната казалась покинутой и трогательной — с голыми стенами и пустой каминной полкой. Мне подумалось, что картины, украшения и даже вещи, наподобие медных подсвечников и фарфоровых уточек, одушевляли и оживляли дом, потому что их кто-то выбрал, потому что они кому-то нравились. «Незримый Гость», висевший на своем месте, не очень-то помогал. В доме должно биться сердце, а сердце Розового коттеджа покинуло его. Вскоре он станет лишь оболочкой своей прежней сути, ожидая строителей, которые «улучшат» его для новых жильцов.
До сих пор не знаю, что именно в тот момент подвигло меня на то, что я сделала. Рядом со мной на столе лежали ручка и блокнот со списком вещей. Я вырвала лист со списком и швырнула его в камин, затем села и начала писать письмо.
Не матери. Леди Брэндон. С просьбой пересмотреть ее планы насчет коттеджа и позволить мне снять или купить его. Я все еще не уверена в своих планах, писала я, но, вернувшись сюда, я поняла, что очень хочу сохранить мой старый дом. Если бы ее милость сдала мне Розовый коттедж, я бы приложила все свои усилия, чтобы привести дом в хорошее состояние и поддерживать в нем порядок, но все же я бы предпочла купить дом. Я бы с радостью предоставила ей все свои планы усовершенствований… и так далее. Я еще не говорила об этом с бабушкой, продолжала я, но вскоре я вернусь в Стратбег и хотела бы, с позволения ее милости, зайти и поговорить по этому поводу с леди и сэром Джэймсом. Я чрезвычайно надеюсь, что они предоставят мне возможность поселиться в коттедже. Остаюсь…
Я остановилась. Я было хотела написать «остаюсь искренне ваша, Кэйт Херрик», но почему-то эти слова казались неуместными. И я закончила письмо так, как я закончила бы его десять лет назад: «С совершенным почтением, Кэйти (миссис Херрик)».
Подпись казалась в каком-то смысле предзнаменованием. Я снова была Кэйти из Розового коттеджа.
Я подняла глаза от конверта, на котором выводила адрес, и сердце у меня подпрыгнуло. Скрипнула калитка в саду.
Кто-то шел по дорожке.
Глава 23
Нет, это была не Лилиас. Всего лишь миссис Паскоу, спешащая к дому с сумкой в руке.
— Ох, Кэйти! Тебе не надо было делать всего самой! Я рассчитывала, что мы все придем и поможем тебе убраться после грузчиков, но я не думала, что они управятся в такую рань. Тед Блэйни сказал, они ему чуть ли не на пятки наступали.
— Очень мило с вашей стороны, но работы было немного. Грузчики оказались вполне приличные. Осталось только убрать комнату тети Бетси наверху. Я просто закрыла остальные двери.
Я внимательно наблюдала за гостьей, чтобы понять, не передумал ли Дэйви и не рассказал ли он матери про наши находки, но ничего не заметила. Она положила свою сумку на стол и огляделась.
— Странно без буфета, верно? Бабуля, правда, обрадуется, получив назад свою мебель. А буфет этот она всегда любила. Ты отправила ее чайный сервиз, тот, что с розовыми бутонами?
— Да. Все, что она любит, неважно, значилась вещь в списке или нет. Вы сейчас из Холла?
— Да. У мужчин сегодня много работы. Явились водопроводчики, и много с чем пришлось разбираться. Джиму понадобилось съездить домой за чем-то, и я с ним поехала в фургоне обратно. Чай пить они приедут домой поздно, и если еще что-то надо убирать, я пришла тебе помочь. Я и передник свой прихватила.
— Спасибо огромное, но я сделала все, что хотела, — на какое-то время, во всяком случае. Наверху осталась только комната тети Бетси, но я закрыла дверь и туда. Я тут как раз перерыв делала на чашечку чая, не составите ли компанию?
— Никогда не отказываюсь от хорошего предложения, — добродушно отозвалась миссис Паскоу, — а сейчас я на это просто рассчитывала. Вот, — она пошарила в своей сумке: — Я сегодня пекла и принесла тебе имбирных пряников. Я помню, ты всегда жаловала мои пряники. А после чая, если хочешь, я приберусь в комнатке твоей тети.
— Да, спасибо, это будет замечательно. Там почти ничего не осталось.
— Твоя-то комната в порядке? Дэйви сказал, у тебя есть все, что надо, но ты знаешь, что всегда можешь прийти к нам, если захочешь устроиться поудобнее.
— Да, он спрашивал меня об этом, но все равно спасибо — мне здесь прекрасно.
— Ты немножко задержишься, Тед Блэйни передавал?
Тед Блэйни явно передал много лишнего:
— Да. На день или пару. Я еще не определилась насчет своих планов. — Я разлила чай. — Пряники просто чудо. Удивительно, как вы про это помните.
— Я мало что забываю, если это касается тебя или твоей бедной матушки. — Миссис Паскоу обвела взором пустынную комнатку, и мне сделалось неловко: я увидела слезы у нее в глазах. Она вытерла нос, улыбнулась и провела по глазам тыльной стороной ладони:
— Я просто старая дура. А все оттого, что увидела дом в таком состоянии, а ведь когда-то здесь жили друзья — дольше, чем я помню.
Мать Дэйви допила чай. Ее глаза, казалось, следили за полетом призрачных уточек на стене:
— Ты еще молода, но обязательно столкнешься с этим. Живешь себе и не думаешь, что когда-то все приходит к концу, но так оно и бывает. В этом, может, есть утешение для тех, кто горюет, но тяжело сознавать, что все любимое уйдет раньше тебя.
— Мне очень жаль.
Она поставила чашку на стол и повернулась ко мне. Глаза ее были сухи, но на круглом лице — обычно жизнерадостном — появилось какое-то напряжение:
— Что ж, осмелюсь сказать, затем-то господь и даровал нам память. Но тяжко это. Плохо было еще тогда, годы назад, когда твоя мама ушла, бедная девочка, единственный человек, которого я могла назвать настоящим другом, но я никогда не думала, что уедет твоя бабушка. Все это время я уверяла себя, что она вернется домой, может быть, хотя бы под конец, но ради чего ей возвращаться?
Пауза, но прежде чем я заговорила, миссис Паскоу произнесла — настолько резко, что это прозвучало как обвинение:
— А теперь и ты.
— Я?
— Да, ты. Отправляешь вещи и уезжаешь.
