— Иди ко мне…
Она лежала на спине, раскинув руки, и ее лоно дышало огнем жажды. Если бы Ланге и попытался удержаться, он бы не смог… Но он и не пытался. Желание горело в нем, переполняло его как никогда еще в жизни.
Он вошел в нее… В крови мистического совокупления. И в миг наивысшего наслаждения нож в руке Зои рассек его предплечье, скользнул ниже к ее телу, рассек и ее кожу, освобождая кровь… В судорогах магической страсти перемешивалась кровь трех существ — мужчины, женщины и летучей мыши.
Нож со звоном упал на каменный пол.
— Теперь мы одно, — прошептала Зоя, — я отдала тебе все…
Она гладила его спину, она целовала его, в ее огромных глазах плясало пламя факелов.
— Ложись, — сказала она, высвобождаясь из его объятий.
Ланге лежал на спине, а она лила на его рану что-то маслянистое и прохладное из поданной карликом чаши. Боль уходила, растворялась в небытии, ее место занимали видения, неясные, призрачные. Ланге не знал, что это… Не смог бы их описать.
— Боли не будет, — донесся издалека голос Зои, — твоей раны больше нет. Ты другой отныне… Но ты еще не сумеешь распорядиться тем, что ты получил. Я научу тебя. Вставай.
Она помогла ему подняться и вывела наверх, к подножию холма. Гроза здесь бушевала по-прежнему, и ливень смывал кровь с их обнаженных тел. Приблизив губы к самому уху Ланге, Зоя крикнула.
— Вытяни руку! Ладонью вверх!
Ланге повиновался. Сорвавшаяся с туч молния ударила его в ладонь… И он отразил эту молнию, как раньше Зоя, разбил ее на осколки гаснущих искр.
— Твой первый урок! — выкрикнула Зоя, счастливо смеясь. — Теперь поймай меня!
Она бросилась бежать в сплошном дожде. Ланге устремился за ней, поражаясь необыкновенной легкости своего тела… Он словно взмыл над землей.
11.
Аркадий Горский раскрыл выпавшие ему карты.
— Сегодня не мой день, Александр, — посетовал он. — Если мы сейчас не прекратим, придется мне играть в долг…
— Не прибедняйся, — сказал с улыбкой Ланге, небрежно сдвигая выигранные деньги на край ломберного столика. — Впрочем, изволь, в долг я тебе готов поверить. Напишешь еще пару романов… Как старик Достоевский, ха!
Оба рассмеялись. Горский бросил карты, встал из-за стола и откупорил новую бутылку вина.
Он приехал в имение Ланге неделю назад, Аркадий Евгеньевич Горский, тридцатилетний модный писатель. Его произведениями зачитывались как прогрессивная молодежь, так и более консервативные круги читающей публики. Он умел играть подтекстами и быть интересным для всех, каждый мог найти в его книгах близкие идеи, а менее близкие легко обращались в свою противоположность. Если Горский брал историческую тему, то с первоисточниками обходился весьма вольно, если современную, конца девятнадцатого столетия, то и тут ухитрялся ловко маневрировать между популярными в обществе настроениями. У самого же Аркадия Евгеньевича не было ни принципов, ни предрассудков, ни политических взглядов… Вернее, один принцип у него все же был, но касался он неуступчивости в спорах с издателями о размерах гонораров. Ланге чрезвычайно ценил своего друга за острый ироничный ум, цинический скепсис и снисходительность к чужим порокам. Они были похожи, но не настолько, чтобы им было неинтересно вместе; еще и поэтому Горский с удовольствием принял приглашение Ланге погостить в его имении.
Наполнив два бокала, Горский протянул один из них Ланге и предложил.
— Может быть, партию на бильярде?
— О, нет… Я достаточно выиграл сегодня…
— Боитесь, ваше сиятельство? — поддел Горский.
— За тебя! Но на самом деле, Аркадий, я просто не люблю откладывать партии, а доиграть мы не успеем. Они вот-вот должны быть здесь.
— Кто должен быть здесь?
— Я же говорил тебе вчера… Везут новые голландские сорта орхидей для моей оранжереи.
— Ах, да…
— Думаю, и тебе будет интересно посмотреть?
— Конечно! Правда, я не большой любитель орхидей. Сладкий яд! Мне по душе цветы попроще.
— Ни за что не поверю. Кстати, о цветах…
— Да?
Не сделав ни глотка, Ланге поставил бокал на стол. Прежде чем задать другу вопрос, он перетасовал карты, перевернул верхнюю, взглянул на нее. Он проделал это механически, размышляя о своем, а вовсе не из каких-то суеверий… Ибо суеверным он не был.
— Аркадий, ты слышал что-нибудь о растении под названием лиджонг?
— Лиджонг? Как будто мне это ничего не напоминает… Разве что маджонг, но это не растение, это игра… Но я ведь не ботаник. Посмотри в энциклопедии.
— Смотрел, там нет…
— Зачем тебе? Откуда ты взял этот лиджонг?
— Упоминал один из моих поставщиков растений. По его словам, что-то весьма экзотическое. Хотелось бы иметь в коллекции, в оранжерее…
— Понимаю утонченные запросы вашего сиятельства. Но нет, не слышал я о лиджонге.
— А другое слово — ламаджи?
— Тоже растение?
— Нет. Какое-то племя, народ… Возможно, давно уже не существующий.
Писатель заинтересованно посмотрел на Ланге.
— А это откуда?
— Оттуда же. Тут есть связь, но не очень для меня ясная. Этот лиджонг будто бы использовался в неких магических ритуалах или обрядах племени ламаджи, или что-то в этом роде.
— Да? Тут может нарисоваться сюжет! Таинственное племя, не менее таинственное растение, магические обряды… Я постараюсь узнать об этом.
Золотым карандашиком он аккуратно записал в свой блокнот два слова — «лиджонг» и «ламаджи».
— Постарайся, — сказал Ланге.
— Но ведь, — Горский убрал блокнот в карман, — ты, наверное, еще встретишься с этим поставщиком?
— Наверное, но ему нечего добавить. Не слишком воспламеняйся насчет сюжета! Все это может оказаться далеко не столь романтичным. Загадки волнуют, разгадки обычно разочаровывают.
— Ничего, я не расстроюсь… Мне пока хватает сюжетов! Тот роман, о котором я тебе рассказывал… Я набросал тут ночью кое-что для продолжения… Оригинальный поворот.
— Поздравляю! Но ты не покинешь меня в ближайшее время… По зову муз?
— Если я тебе не надоел…
— Напротив, ты мне очень нужен, — Ланге положил ладонь на плечо друга. — Через три дня приезжает мой брат, священник. О да, конечно, он мой родной брат, и я люблю его… Но он бывает таким сухарем и педантом! Ты абсолютно необходим, как противовес.
Горский кисло улыбнулся.
— Хорошенькую роль ты мне уготовил…
