В кабинете Бориса тоже произошли изменения — вернее, он выглядел так, будто изменений не происходило. На стенах висели постеры с портретами Элтона Джона, Кэта Стивенса и Гровера Вашингтона, а не санкт-петербургские олеографии. Оля открыла шкаф. Ни сюртука, ни цилиндра, ни жилета с золотой цепочкой, ни трости. Ничего, относящегося к девятнадцатому веку.
Борис принялся переодеваться, с каким-то яростным наслаждением, точно совершая ритуал и обрывая окончательно нити, привязывавшие его к миру Нимандштайна и Александра Ланге. Но и он, и Оля знали, что нити не оборваны…
Потом Борис открыл саквояж, достал оттуда ларец с драгоценностями и поставил на полку возле музыкального центра. Оля осторожно прикоснулась к резной крышке ларца.
— Не могу поверить, — сказала она тихо. — Если бы не это, мне было бы проще думать, что мы просто-напросто смотрели кино… Что с тобой?
Ее вопрос относился к странному выражению на лице Бориса, который вдруг замер посреди комнаты. Он хлопнул себя ладонью по лбу.
— Кино, — повторил он. — Кино… Ну, конечно!
Бросившись к книжным полкам, он выхватил толстый энциклопедический словарь и торопливо перелистал его.
— Вот, нашел! — воскликнул он. — Братья Люмьеры, изобретатели кинематографа… Так, родились-учились, это пропускаем… Ага, вот. Первый в мире киносеанс состоялся в Париже двадцать восьмого декабря тысяча восемьсот девяносто пятого года…
— Какого года?
— Тысяча восемьсот девяносто пятого.
— А мы с тобой…
— Мы с тобой как раз и вернулись из тысяча восемьсот девяносто пятого года. Летом того года ни в России, ни где-либо еще не было и не могло быть никаких кинотеатров. Их тогда еще не придумали!
Оля взяла книгу из рук Бориса и сама прочла коротенькую статью, будто опасалась, что он ошибся.
— Борис… В каком же Прошлом мы побывали?
В ответ он только криво улыбнулся. Оля подняла трубку телефона и набрала номер — она звонила своему старому учителю.
— Виктор Геннадьевич, здравствуйте… Это Оля Ракитина.
— Здравствуй, Оля… Как ты, у тебя все в порядке? У тебя такой голос…
Она чуть отставила трубку от уха, давая возможность и Борису все слышать.
— Спасибо, у меня все хорошо… Виктор Геннадьевич, вы простите, у меня мало времени сейчас… Я хочу вас спросить. Помните, я к вам приходила, и мы беседовали о старом кинотеатре «Олимпия»?
— Да, помню, конечно…
— Переименованном в Dream Theater. И о его владельце, Кремине.
Последовала очень продолжительная пауза… Оля даже подумала, что прервалась связь.
— Виктор Геннадьевич, вы здесь?
— Да, я здесь. Но, Оля… Мы разговаривали о старых зданиях нашего города, и об «Олимпии» в том числе… Но владельца этого кинотеатра звали не Кремин, «Олимпия» принадлежала Павлу Ольхину. И насколько мне известно, никогда не называлась Dream Theater.
— А… Да. Похоже, я что-то перепутала.
— Оля, — голос учителя звучал встревоженно, — с тобой действительно ничего не случилось?
— Да нет, Виктор Геннадьевич! Честное слово, все хорошо. Я перепутала, это я разговаривала с другим человеком и о другом кинотеатре. А в последнее время так замоталась, столько суеты… Но скажите, Виктор Геннадьевич, что там сейчас, в здании «Олимпии»?
— Собственно, ничего… Какой-то полузаброшенный склад или что-то в этом роде. А почему…
— Ведь там давно уже не показывали кино, правда?
— Давненько. Оля, почему тебя это интересует?
— Так… Поспорила с приятелем…
— Оля!
— Простите, Виктор Геннадьевич, я сейчас не могу говорить. Когда-нибудь я вам все расскажу. Прошу вас, не волнуйтесь. Все в порядке.
Она быстро положила трубку.
— Вот так, — сказала она. — Мало того, что мы побывали в невесть каком Прошлом, но что произошло с нашим временем? Кинотеатра под названием Dream Theater никогда не было… Во всяком случае, «Олимпия» так никогда не называлась.
— Гм… Ты говорила мне о картах Тонгра…
— Да, их показывал мне Кремин.
— Которого не существует?
— Ты думаешь, мы могли промахнуться? Попасть не в наше время, а на… Другую карту?
— А кто его знает! Это же ты сказала, что мы вернулись, а не я.
— Я была уверена… А теперь — нет. И что нам делать?
— Не знаю… У нас есть книга. Или я полный дурак, или ответы связаны с ней…
Борис умолк и внимательно осмотрелся.
— Ты точно помнишь, что захлопнула дверь, когда уходила?
— Конечно, захлопнула.
— Тогда здесь был кто-то после тебя. И вот, я смотрю… Ты ничего здесь не передвигала?
— Нет, зачем?
— По-моему тумбочка немного сдвинута. И стулья не так стояли…
— Но послушай, Борис…
— Что?
— Если мы не в нашем времени, то это и не твоя квартира.
— Черт! А чья же она тогда?
— Того Бориса Багрянцева, который живет здесь.
— Очень мило, — усмехнулся Борис. — Не хватало мне драки с самим собой из-за пресловутого квартирного вопроса… От этого бреда и спятить недолго. Но пожалуй, как говаривал Владимир Ильич, мы пойдем другим путем…
— Какой Владимир Ильич?
— Ленин, если он существовал в этом времени.
В ящике стола Борис разыскал визитную карточку и набрал телефонный номер.
— Кому ты звонишь? — спросила Оля, пока он слушал длинные гудки.
— Монку… — как и она прежде, он слегка повернул трубку, чтобы было слышно и ей. — Алло, Альберт Игнатьевич?
— Здравствуйте, Борис. Очень хорошо, что вы позвонили…
— Правда? Не спешите. Знаете, так получилось, Альберт Игнатьевич, что меня некоторое время не было дома. А когда я вернулся — ба, что я вижу! Дверь вскрыта, в квартире следы обыска. Довольно аккуратного, надо признать. Но я их заметил.
— Вас обокрали? Сочувствую.
— Да нет, как будто ничего не пропало. Думаю, потому, что единственного предмета, который у меня намеревались украсть, так и не нашли. Ведь это были ваши люди, и они искали книгу?
Монк виновато вздохнул.
— Мне остается только принести вам извинения, — произнес он.
— Разве я не объяснил вам, что…
— Обстоятельства изменились, Борис.
— Вот как?
— Есть основания полагать, что книга теперь у вас.
