Глава 8
Людмила Кравченко
Когда я увидела Витю, я подумала: неужели это он? Он стоял,
такой высокий и тонкий в талии и светлоглазый, и улыбался, глядя на меня. Он
был очень похож на того, что стоял там, в Краснодаре, с листиком платана в
зубах и крутил пальцем у виска, думая, что я сумасшедшая. Может быть, это и был
он? Ведь он краснодарец. Нет, его не было там в то время. В то время он
«болтался» (как он выражается) где-то на Колыме.
Может быть, это обман зрения, думала я, когда он шел ко мне.
Может быть, это оттого, что он приближается сверху и от этого кажется выше?
Может быть, это из-за того, что такая ночь? Может быть, я опьянела от
апельсинов?
Как он обнимет меня, как прижмет к себе, как все вдруг
пропадет и какая будет духота, а на потолке будут качаться тени платанов…
Он шел ко мне, было всего несколько шагов, но за эти секунды
вдруг каким-то шквалом пронеслась вся моя будущая жизнь с ним.
Тик-так, тик-так, я буду слушать по ночам ход часов. Может
быть, я буду плакать, вспоминая о чем-то потерянном, чего на самом деле и не
жалко, но почему не поплакать, если ты счастлива. Тик-так, тик-так, и вдруг
входит мой сын, огромный и светлоглазый, с листком платана в зубах.
Проваливаясь по колено в снегу ко мне подошел Виктор.
– Ну, как успехи, товарищ Кравченко?
– Спасибо, ничего. Скоро сдаем новую школу. А как ваши,
Витя?
– Ни фига!
– Не стыдно, Витя, а? Что за выражения?
– Экскьюз ми, мисс!
– Вы начали заниматься английским?
– Всем понемногу, ха-ха! Английским и японским.
– Ну вас! А все-таки?
– Сидим в этом вши… В этом чудном распадке. Третью
скважину бурим, и все без толку. Дай-ка твои ладошки. Ух ты, какие твердые!
– Вы что, с ума сошли? Уберите руки!
– А как учеба без отрыва от производства?
– Спасибо, ничего. Вам нравится ваша специальность?
– Мне кое-что другое нравится, кое-что другое, кое-что…
– Перестаньте! Прекратите! Вот вам!
– Вот это ручки, да! Вот это ручки… А как успехи в
общественной работе?
– Спасибо, ничего. Какой вы несобранный, Витя…
– Значит, все в порядке? Да, а как там танчики? Клен
зеленый, лист кудрявый, Ляна!
– Спасибо, ничего. Я хочу попробовать классические
танцы.
– Фигурка для классики, это точно. Тебе бы, девочка
моя, римско-греческую тунику. Тебе бы бегать в тунике по лесам и лугам…
– Что вы делаете! Я рассержусь. На нас смотрят.
– По лесам, по лугам и садам они вместе летают,
ароматом тари-ра-рам, та-ри-ра-рам… Ты сердишься, да? Не сердись. Я серьезно. Я
тебя люблю. Ты моя единственная. Когда будем свадьбу играть?
– Что вы говорите, Витя? Что вы говорите? Нина, Нинка,
подожди меня, куда ты бежишь?
– А как у вас со спортом, товарищ Кравченко? Неужели вы
не занимаетесь спортом? Всесторонне развитая комсомолка должна заниматься
спортом, прыгать дальше всех, бегать быстрее всех…
– Это моя подруга Нина! Познакомьтесь!
– Очень приятно, Ниночка. Бурильщик товарищ Виктор
Алексеевич Колтыга к вашим услугам. Вы, надеюсь, такая же, как ваша подруга, на
все сто? Так как у вас, дочки, со спортом? Нельзя запускать этот участок
работы.
– Я хочу заняться лыжами.
– Это мы слышали. Лыжным двоеборьем, да?
– Да, представьте себе!
– Не дело, товарищ Кравченко. Здесь вы не добьетесь
успеха. Может, вам попробовать хоккей? Клюшку можете сделать сами. Или
баскетбол? Это идея – баскетбол! Вопросы тактики я беру на себя. Личный друг
Рэя Мейера из университета Де-Поль и…
Он стал нам рассказывать о каких-то спортивных очках и
что-то еще. Можно было подумать, что он крупный специалист по спорту. В прошлую
нашу встречу он весь вечер рассказывал мне о Румынии, как будто провел там
полжизни, а в первую нашу встречу все говорил о космосе какие-то ужасно
непонятные вещи. Он очень образованный, просто даже странно, что он бурильщик.
Мы медленно шли по площади к столовой «Маяк». Виктор
размахивал руками, а Нинка смотрела на него вне себя от изумления, и вдруг я
увидела Геру Ковалева.
Гера стоял с двумя другими моряками, и все они втроем в упор
смотрели на меня.
– Здравствуйте, Гера!
– Привет!
– Вы давно пришли из плавания?
– Недавно.
– А что вы такой? Плохо себя чувствуете?
– Хорошо.
– Знакомьтесь, это Виктор…
– Мы знакомы.
– А это Нина, моя лучшая подруга. Ниночка, это Гера
Ковалев, моряк и… можно сказать?
– Можно.
– И поэт.
– Ниночка, ты смотри, не уезжай без меня. Гера, мы еще
увидимся.
Мы остались вдвоем с Виктором, и он вдруг замолчал, перестал
рассказывать о спорте, засвистел тихонько, потом закурил и даже, кажется,
покраснел.
– Виктор, что вы мне хотели сказать?
– Я уже сказал.
Я вдруг потеряла голову, потеряла голову, потеряла все.
Унеси меня за леса и горы, за синие озера, в тридевятое царство, в некоторое
государство. У меня подгибались ноги, и я схватила его за пуговицы.
– Скажи еще раз.
– Ну вот, еще раз.
– Теперь еще раз.
– Пожалуйста, еще раз.
– Ты… ты…ты…
– Где бы нам спрятаться?
– Иди сюда!
– Туда?
Я побежала, и он помчался за мной. Мы спрятались за
какими-то елками, и он, конечно, сразу полез, но я отошла и тут вспомнила про
апельсины, вынула из сумки самый большой и протянула ему:
– Съедим вместе, да?
– Давай вместе.
– Ты умеешь их чистить?
– Да, – вдруг сказал кто-то рядом, – символическое
съедение плода.
На нас смотрели Коля Калчанов и стоящая рядом с ним очень
красивая девушка в брючках.
– Как там наша очередь, Николай? – спросил Виктор.
– Двигается, Адам.
