Восклицательные знаки, везде восклицательные знаки.
"ОН".
Как же это прохлопали те, кому положено знать всё обо всех? Ладно бы одна группа сатанистов была. Ну, две, пяток. А то ведь десятки! Счёт человеческих жертв уже по слухам на десятки идёт! И какого рожна им в нашей отдаленной губернии надо? Почему гнездо их гнилостное здесь? Неужто и в самом деле тут, у нас, народится Антихрист?
Чёрт, этак с катушек слететь недолго.
Чёрт?!!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
короткая, в которой я сперва исполняю роль короля лгунов, а затем — заинтересованного читателя.
— Уже приступил, — сказал я бодро в трубку, честно помахивая перед телефоном перекрещёнными пальцами свободной руки в знак изрекаемой лжи. А то, что Большой Дядька этого не видит, так это уж его проблемы. Я придал голосу оттенок доверительности: — Не скажу, что прочёл до самого конца, но — приступил.
— Ну и как вам? Нравится? — спросил Игорь Игоревич.
— Заинтригован. — Я понимал, что ступил на неверный лёд обмана враз обеими ногами. Тонкая корочка предательски похрустывала; под нею же разверзлась бездна. Единственное, что могло меня спасти — суеверно скрещённые пальцы. Я продолжал самозабвенно врать: — Местами так, пожалуй, и вовсе поражён.
— Что думаете предпринять? — прямо в лоб засветил мне конкретный вопрос Игорь Игоревич.
Предпринять? Если б я хоть знал, что к чему. Помявшись для правдоподобия и задумчиво хмыкнув, я сознался:
— Знаете, пока не определился. А стоит ли вообще что-либо предпринимать? Может, пусть всё идет как есть?
— Ага, наш осторожный друг всё-таки решил вильнуть в кусты… — невесело сказал сам себе Большой Дядька. — Что же, Филипп, это ваш выбор. Достаточно разумный. Не смею осуждать.
— Погодите, вы не поняли. Никуда я не виляю. Просто… Игорь Игоревич, — выпалил я наугад, — вам не кажется, что это ваше «Фуэте» — полная ерунда?
Пальба в белый свет приносит иногда неожиданные результаты. Вот и я — ухитрился, похоже, попасть. Причём в довольно чувствительное место.
— Во-первых, оно не моё, — обиделся сеньор Тараканни. — А во-вторых, такие (он выделил голосом это "такие") совпадения не могут быть ерундой. Тем более, полной. Я вам, Филипп, советую взяться, и дочитать-таки рукопись до конца. Может, тогда и поубавится у вас скепсиса. Ариведерчи!
Сказав умолкшей трубке «пока», я со вздохом поплелся на поиски злополучной папки. Отыскал, раскрыл, вздохнул вторично — куда как протяжнее — и нехотя принялся читать. Однако уже в третьем абзаце повстречал самого себя — в роли длинноволосого качка со спортивной сумкой… и втянулся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ФУЭТЕ ОЧАРОВАТЕЛЬНОГО ЗЛА
1…И ДОРОГИ
Автобус остановился. Пыль, сдуваемая на ходу ветерком, что врывался через раскрытые люки и окна, густыми клубами повисла в салоне. Пассажиры поспешно ринулись наружу, толкаясь и весело сквернословя.
Дальновидные аборигены повскакивали с мест задолго до остановки — вместе со своими здоровенными сумками и рюкзаками. Костя сидел в самом хвосте автобуса, пробраться к передней двери по их примеру заранее не догадался, понадеявшись, что водитель откроет заднюю.
Не тут-то было!
Утомлённый тряской дорогой, пылью и жарой Костя пасмурно решил сперва, что водитель-извращенец таким образом издевается над людьми. Потом он разглядел обрезок сплющенной трубы, который стягивал раздвигающиеся половинки задней двери посредством пары заржавленных болтов. По-видимому, решил Костя, дверь самопроизвольно распахивается на ходу, и не скрепи её намертво — могут появиться жертвы. Он вспомнил, как его самого подбрасывало на ухабах, тут же представил, что однажды не смог удержаться — вылетел на дорогу через неисправную дверцу… и простил водителя. Его милосердию способствовало и то, что выход наконец оказался свободен.
Подхватив с рубчатого резинового пола ранец, он бодро прошествовал наружу. И даже сказал шофёру спасибо. Шофёр увлеченно болтал со здоровенным, длинноволосым и треугольно-бугристым качком. У здоровяка из уха свисала серебряная серьга в виде древнеегипетского символа жизни, а с плеча — спортивная сумка, полная угловатого железа (о сумку Костя довольно чувствительно ударился боком). На Костину учтивость водитель не отреагировал вовсе, словно не заметил. И то верно — не бог весть, какая важная птица: худой, невысокий мальчишка неполных шестнадцати лет. Пацан — так, наверное, здесь говорят. Качок же, почувствовав, что его дурацкую сумку кто-то задел, оборотился и широко улыбнулся Косте, оскалясь нечеловеческим количеством зубов, и сказав: "Ой, прости. Сильно ушибся, турист?" И даже вознамерился, кажется, потрепать Костю по плечику.
Костя отрицательно мотнул головой и поспешил прошмыгнуть мимо. Вдруг этот красавчик-культурист с серьгой — педик? Запросто!
Дядю Тёму, симпатичного усатого мужика лет тридцати, с которым родители договорились о транспорте до Серебряного, Костя заметил сразу. Тот сидел бочком на немолодом зеленовато-голубом «Иже» с коляской и играл в карманный тетрис. На дяде Тёме была надета застёгнутая под горло штормовка, и Костю это несколько удивило. В такую-то теплынь? Кстати, внешне дядя Тёма смахивал на покойного "квина" Фредди Меркьюри. Его тоже за педика примешь? — спросил себя Костя, и ему сделалось стыдно.
— Здравствуйте, — сказал он, подойдя к мотоциклисту, и улыбнулся, стараясь, чтобы получилось натурально.
— Привет, — отозвался дядя Тёма, не отрывая глаз от игры. — Ты Константэн? — уточнил он с некоторым квазифранцузским прононсом. — Подрос. Совсем большой стал. Полезай в люльку, одевай каску. Если есть курточка, тоже одень. Поедем быстро, — в одной рубахе живо-два продует.
Костя усмехнулся про себя. Константэн! Француз, фу ты ну ты! "Одевай каску". А во что, позвольте поинтересоваться, её одевать?
Курточка у него была; он немного повозился с заедающей молнией, одержал победу и взялся за шлём. Шлём ("каска") выглядел совершенно непрезентабельно: мутно-зелёный, поцарапанный, с маленьким расколотым козырьком и наушниками из потрескавшегося кожзаменителя. Когда-то его оклеили для красоты полосками синей изоляционной ленты. Сейчас лента почти вся отклеилась, остались лишь грязные следы. Бр-р-р! Внутренний матерчатый рант пропитался за долгие годы службы потом и отвратительно жирно поблёскивал. Костя натянул шлём поверх бейсболки, решив, что потом её обязательно постирает.
Дядя Тёма проиграл вчистую, о чем пискляво возвестила победная мелодия тетриса. Он легонько беззлобно чертыхнулся, сунул игрушку в карман и принялся заводить мотоцикл.
— Заедем ещё ко мне домой, ладно? — прокричал он, когда двигатель заработал. — У меня в Серебряном огородик, дак надо кое-чё туда отвезти.
Костя лишь кивнул. Он как раз пытался поудобнее пристроить в коляске ноги, но этому мешали: топор в чехле из обрезанного голенища болотного сапога, пустая десятилитровая канистра, металлический ящичек, из-под полуоткрытой крышки которого виднелись мотоциклетные запчасти, гаечные ключи, отвёртки и разные крепёжные метизы. А ещё под ногами присутствовали большой моток веревки и свёрнутая клеёнка. Костя ставил ноги так и этак — всё зря.
