— Мы тайно побратались со здешними бойцами. Совершили обряд у идола Бога-Отца. Только ты не очень распространяйся, — это тайное знание.
— Хорошо, молчу. Я уважаю мужские игры. В общем, Доброслав Виктора не тронул, пока ты не решишь, что с ним делать.
— А если он еще меня грохнет?
— Не грохнет. Он сам сказал, что, если ты выживешь, он тебя до самой встречи с Императором не будет трогать.
— Очень хорошо. Надеюсь, больше никто не захочет трахнуть меня чем-нибудь тяжелым, а потом начать раскаиваться.
— Не говори глупости.
— Хорошо. А теперь честно скажи мне, зачем ты пошла в это паломничество?
— Зачем?.. Может, стало скучно. Когда все уже испытано-переиспытано…
— Ах ты, малышка!..
— Не называй меня малышкой. Если бы ты знал, сколько мне лет!.. Так что не называй меня этим дурацким словом.
— Скажи мне, Катенька, как тебе здешние жители?
— Ты имеешь в виду мужчин?
— Ну… мужчин, да.
— Железные… железные дети. Я чувствую себя старухой рядом с ними.
— Ты о чем?
— Понимаешь, они такие цельные. Настоящие античные герои без страха и упрека. Они глупы, молоды и счастливы, а я мудра, стара и несчастна.
— Да? А ты не замечаешь, как они на тебя смотрят?
— Ах, не напоминай. Все равно здесь время героев, а не таких циничных баб, как я.
— Не расстраивайся. Ты сама не знаешь, что говоришь. Да и какая ты циничная? «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит»…
— Ты запомнил? Но это не мои стихи, Сережа.
— Разве в этом дело? Спокойной тебе ночи, иди спать, еще есть время.
— Спокойной ночи, Сережа.
Волков поднялся, оставив ее одну, и вернулся в свою баньку. Немного погодя, она пришла к нему. Двери здесь, кажется, никогда не закрываются. Темный проем засветился светлой тенью, Сергей почувствовал ее запах, и куда-то ушла мучившая боль, напряжение, Михайлов, ударивший его по голове. И пусть она была циничной опытной светской львицей, давным-давно потерявшей последние иллюзии, все равно Сергей никогда не забудет, что она пришла к нему, когда он больше всего в ней нуждался, что она была теплой, нежной, податливой, но главное, что она пришла к нему…
Глава 9. ПРАВИТЬ — ЖИТЬ ТРУДНЕЕ, ЧЕМ ДРУГИМ
На следующий день после завтрака Сергей отправился к Доброславу в городок. Ему в провожатые дали парнишку лет десяти, насупленного, хмурого и несказанно довольного важной миссией. Он скакал то рядом с Волковым, то впереди, когда тропинка в лесу сужалась. На расспросы он отвечал важно и коротко.
— Обры? Обры к реке вышли.
— Откуда знаешь?
— Так дым у воеводы бросали дотемна.
— Обратно как, одному будет не страшно?
— Так на коне я мигом доскачу, — и, не выдержав, спросил: — Как там, страшно у обров? Они людей, говорят, едят.
— Не бойся, мы их всех положим.
— Да, это так. Воевода Доброслав один может против целого войска. Воевода всех побьет.
Когда с тропы увидел засмоленные бревна тына, Сергей отпустил парнишку и, сдав лошадь дежурному коневоду, по лестнице взобрался на стену.
Его встретил сам Доброслав, оглядел с ног до головы и удовлетворенно буркнул:
— Ожил, значит. Вчера смотреть страшно на тебя было, а ныне уже воин. Отдыхай, сегодня обры раны зализывают, не вышли в поле. Хорошо мы их вчера встряхнули. Да ты, наверное, видел с креста своего: удобный насест.
Воевода смеялся. Сергей вспомнил обрского вождя Арсуна и его сетования на природу людей. Доброслав, проживший вчерашнюю битву, был уже не тем воином, которого он, уезжая с дозором, оставил здесь. Что-то страшно жесткое, страшно безжалостное… угрюмая веселость не оставляла его.
«Железные дети», — сказала о них Катенька.
— Где Михайлов? Тот мой спутник, что провинился в дозоре.
Доброслав гулко хохотал.
— Это ты называешь «провинился»? Пустые хлопоты даже видеть такого. Во время войны любые распри надо пресекать. Кровник во время войны — тот же предатель. Ты сам его прикончишь или мне распорядиться?
— Я прошу его не трогать. Он думает, что я убил его брата…
— Тогда отдай ему старшинство и не мешайся среди мужчин.
— Ты хочешь оскорбить меня?
Тебя? Зачем? Я просто говорю, что надо сейчас делать. На войне все должно быть просто и ясно. Усложнять — себе дороже. И всем один вред от этого. Ладно, уладь свои дела сам, но это первый и последний раз. Иначе мне придется вмешиваться: жизнь племени важнее.
У Виктора были связаны руки за спиной. Он сидел, грузно привалившись плечом к стене, и смотрел мимо Сергея в окно, прорубленное в бревнах стены. Рядом с ним был Кирилл Исаев.
— Ситуация, конечно, из ряда вон, — посетовал Кирилл. — Надо как-то утрясать. Конечно, столкновение культур, но нас могут в два счета… того. Человек, знаете ли, в экстремальных ситуациях не терпит чужеродного. Особенно от своих. Тут, знаете ли, инстинкт…
— Я уже говорил с воеводой, — прервал его Сергей.
— И что? — заинтересованно вскинулся Исаев.
— Что? Говорит, либо убей, либо пусть Михайлов встанет во главе нашего отряда.
— Интересно!.. А впрочем, конечно… Да, разумеется, очень правильно. Разумеется, нельзя, но… И как ты поступишь?
— Не знаю. Все зависит от самого майора.
— Я все равно тебя убью, Орлов, — спокойно сказал Михайлов и посмотрел на Сергея.
— Экий вы, майор, твердолобый. Если я вам дам честное слово, что я не Орлов, вы поверите?
— Конечно нет.
— Почему?
— Потому что таких совпадений не бывает. А еще потому, что я поклялся отомстить за брата.
— Ну, и как нам его вразумить? — спросил Сергей с интересом наблюдавшего за ними Исаева. — Давайте, Кирилл, попробуем вместе. Вы будете третейским судьей. Итак, чего вы, Виктор, добьетесь, убив меня? Во-первых, вызовете недовольство аборигенов, и хорошо еще, если все останутся живы: у них очень твердые этические нормы. Во-вторых, ставите под вопрос основную задачу нашей экспедиции — достичь дворца Императора.
Михайлов шевельнулся и посмотрел на Сергея, но Волков не отвел взгляда.
— Вам, возможно, наплевать на Императора, его дворец и все, что с ним связано, — продолжил он. — Вполне это допускаю. Но как же другие? Вы хотите убить меня, ваша жизнь вам безразлична, но другие будут обречены коротать в племени остаток жизни. Кирилл, вы согласны здесь прожить до конца дней своих? Или вам интереснее померяться силами с Господом?
